Петр Лубенский - Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

— Его и в протокольную комиссию избрали и где-то с десятого заседания — в секретариат. Мы еще с ним — нас целая группа — одно заявление подписывали…

— О чем?

— Э-э, это уже другой вопрос… извините, — Володя отрицательно помахал широкой ладонью.

Шлихтер понимающе усмехнулась.

— Извиняю! Антимеков — это не ваша настоящая фамилия? Если не секрет…

— Нет, конечно, «Анти» — это против, а «меков» — меньшевиков!

— Великолепно!

Так, сохраняя и конспирацию, и партийную дисциплину, по душам поговорили секретарь «Пролетария» и делегат от Луганской организации РСДРП Клим Ворошилов.

Для нее эти встречи с делегатами были самым важным источником информации. Ведь «Пролетарий» во время работы съезда о нем ничего не сообщал. Правда, в типографии «Пролетария» в Выборге в апреле был напечатан доклад Ленина съезду по поводу петербургского раскола. На нем было помечено: «Только для членов партийного съезда РСДРП».

Шлихтер вернулся в Выборг одним из последних, в конце мая, когда у Евгении было почти полное представление о съезде, явившемся крупной победой большевиков. Все же она с жадностью вслушивалась в каждое слово мужа, засыпала его вопросами. В первый день встречи они сидели вдвоем очень долго.

Александр, похудевший, с обострившимися от сырой лондонской погоды болями в ноге, рассказывал охотно.

Поведал он и о том, как Горький и Мария Федоровна Андреева открыли буфет для рабочих-большевиков, где можно было съесть бутерброд и выпить кружку пива. Правда, ухитрялись пробираться туда и меньшевики. Алексей Максимович шутил по этому поводу:

— Нехорошо, Мария Федоровна, получается: мы сочувствуем большевикам, а подкармливаем, выходит, и их идейных противников…

Рассказал Шлихтер и о лондонском либеральном фабриканте-мыловаре Джозефе Фэлзе:

— Дал он съезду заем для продолжения работы, тысячу семьсот фунтов стерлингов, и говорит, если не вернете долг, я ваши автографы с молотка пущу!

— Это как же понимать?

— А делегаты подписали заемное обязательство…

— И ты?

— И я, конечно, как «Никодим из Козлова», так что не бойся, по этим данным какой-нибудь долговой инспектор меня не найдет. — Шлихтер засмеялся, потом сказал очень серьезно: — Смею тебя заверить, долг будет оплачен.

— Ну а кто там на тебя наибольшее впечатление произвел?

Он почесал бороду, помолчал. Потом заговорил не спеша:

— Как бы тебе сказать, Женютка… Конечно, сразу вместе стольких интересных людей я еще не видел — интересных и в положительном и в отрицательном смыслах. Но вот послушай, как однажды Ильич посмеялся над меньшевиками.

И Александр рассказал такой эпизод. Излюбленным предлогом меньшевистского хихиканья был вопрос о партизанской борьбе рабочих боевых дружин. Ленин и большевики видели в этих дружинах одно из средств ослабления врага и подготовки пролетариата к вооруженному восстанию. А «мещане от революции», как говорил Шлихтер, на том основании, что под флагом дружины кое-где орудовала бандитская шайка, пытались оклеветать всю героическую самоотверженную борьбу рабочих боевых дружин. Как шпыняли они большевиков при встречах в кулуарах! «Партизаны!», «Пятерочники!», «Троечники!» — это намек на проект Ленина в 1905 году организовать боевые ячейки — «пятерки» и «тройки». С каким жалким сарказмом пытались уколоть за экспроприацию — вооруженную конфискацию денежных сумм разных казенных учреждений для нужд революции.

— А между тем, ты ведь знаешь, по вопросу об «эксах» рыльце у самих этих пошляков весьма и весьма в пуху. И вот вышла презабавная история. Крохмаль отчитывался о финансовой деятельности ЦК. Перечисляя доходные статьи, он зачитал: «От Икса поступило десять тысяч рублей». Вдруг раздался громкий голос с места: «От Экса, а не от Икса — у вас, видимо, опечатка!» Зал затрясся от хохота! А Ильич весело, лукаво так поглядывает по сторонам…

Через несколько дней ЦК издал брошюрой «Извещение о Лондонском съезде РСДРП в 1907 году». Все партийные организации, сто пятьдесят тысяч членов партии узнали о победе большевиков в основных тактических и организационных вопросах.

А над Лениным, над партией сгущались тучи.

22 ноября 1907 года на имя выборгского губернатора поступило распоряжение о розыске «Владимира Ильича Ульянова, родом из Симбирской губернии, известного под псевдонимом Н. Ленин», Черная, зловещая рука самодержавной России протянулась и в Финляндию. Ильич успел выехать в Швейцарию. Красин был арестован.

«Ну и сукно же делают для этой арестантской одежды!» — Александр Григорьевич расстегнул верхние крючки грубой тужурки: жесткий стоячий воротник раздражал кожу на шее. — Однако же и хорошо, что такой панцирь: хоть как-то от холода защищает в этой темнице!».

Так любил он киевский воздух! Но сквозь саженные стены камеры-одиночки он не проникал сюда: несло цвелью, казенной амуницией и парашей… Впрочем, если подойти к зарешеченному окну, стекла которого были замазаны снаружи черной краской, иногда можно ощутить еле уловимое дуновение с улицы. Еле-еле…

Что ж, этого следовало ожидать. Рано или поздно, И если не быть готовым очутиться за решеткой, то каждый арест воспринимался бы трагедией. А так, неожиданно получив много свободного времени, можно и помечтать, и вспомнить, подытожить, что успел за эти два с лишним года после ухода из Киева. Не будет самохвальством сказать, что событиями такой значимости еще но были насыщены никакие другие годы его уже немалой, сорокалетней жизни!

Жаль, не успел собрать новый статистический материал о кустарных промыслах. Целый месяц жил в Ярославле. Кажется, ни у кого не вызывал подозрения человек, который всего-то и интересовался статистическими сведениями в такой мало изученной и скучной области, как кустарная промышленность. И все-таки выследили.

Через полтора месяца начальник Киевского жандармского управления написал своему ярославскому коллеге:

«По полученным сведениям, задержанный в г. Ярославле с паспортом на имя Сергея Андреевича Нестерова — есть лубенский мещанин Александр Григорьевич Шлихтер, о котором имеются во вверенном мне управлении нижеследующие сведения…»

— Куда прикажете определить? — вопрошает конвой, доставивший Александра из Ярославля в Киев.

— В «Косой капонир»! — последовал приказ.

«Косой капонир» — это жестокая тюрьма на Госпитальной улице, бывший форт Киево-Печерской лавры. Камеры — в глубоком подземелье. Никто еще не смог оттуда бежать.

— Лица гражданского ведомства в «Косом капонире» могут содержаться исключительно в режиме приговоренных к смертной казни, — заявил Шлихтеру караульный начальник. — В таком режиме будете содержаться и вы!