Петр Лубенский - Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

— Правильно. Что ж, завтра матрицы будут на Фонтанке, послезавтра — печать. Набирайте: понедельник, двадцать первого августа тысяча девятьсот шестого года…

Оттиснуты полосы. Все сгрудились вокруг них, на время оставив каждый свое дело. Взоры устремлены на первую полосу.

— Полетел наш орел клевать царского двуглавого… — сверкая огромными черными глазами, сказал Сильвестр Тодрия, разглаживая пятерней кольца волнистой бороды.

— Включите свет!

— Вот это веселее, — бросил кто-то.

— «Перед бурей», — вслух прочитал Шлихтер заглавие статьи Ленина, поставленной передовой, и умолк, взволнованный.

— Читайте, читайте! — послышались голоса.

Александр взял страницу в руки. В полнейшей тишине звонко, несмотря на тесноту в комнате, зазвучал его голос:

— «Прошел месяц со времени роспуска Государственной думы. Прошла первая полоса военных восстаний и забастовок, которыми пытались поддержать восставших. Кое-где начало уже ослабевать рвение начальства, применяющего «усиленные» и «чрезвычайные охраны» правительства от народа. Все яснее выступает значение пройденного этапа революции. Все ближе надвигается новая волна…»

Покоренные простыми и проникновенными словами Ильича, все не сводили глаз с читавшего уже проглоченную в процессе набора статью.

— «Пусть сильнее грянет буря!» — торжественно прозвучали горьковские слова.

Стуруа, опытнейший подпольщик, в «искровский» период заведовавший в Баку экспедицией главной типографии ЦК, забыв об измазанных руках, порывисто обнял Шлихтера, словно это он написал статью, и воскликнул с увлажненными глазами;

— Хорошо, Сашко, хорошо!

— Товарищи, товарищи! — вдруг оживилась София. — А теперь наш гимн!

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Александр и Евгения вопросительно переглянулись. Но тут же сдержанно зазвучали грузинские гортанные голоса:

Пусть пыль от свинца нам отравит дыханье.

И краска здоровья умчится с ланит…

Здесь выделился исполненный грустной решимости голос Софии:

Пусть жизнь наша будет сплошное страданье

И в юные годы, не вспыхнув, сгорит…

Запели чуть громче. Шлихтеры, не зная слов, уловили несложный мотив и голосом поддержали поющих.

Но пост не покинем пред кассой наборной,

Спокойно в грядущее будем взирать!

Свинцовые буквы рукою проворной В могучее…

Александр неожиданно угадал конец строки и вместе со всеми закончил ее:

…слово мы будем слагать!

И снова минутная тишина, словно продолжение торжественной клятвы, только что выраженной в нехитрых словах песни.

Пока плавиться гарту в котле и сушиться матрицам, Александр и Евгения вышли во двор. В сумерках посмотрели друг на друга с нежностью и грустью: ей, техническому секретарю, предстояло не меньше чем на два дня снова уехать на «Вазу» к Ильичу и в Петербург и печатникам.

— Займись в воскресенье ребятами, — тихо проговорила она.

Из Петербурга, из Департамента полиции пошла ориентировка начальнику Полтавского губернского жандармского управления:

«Из полученных агентурным путем сведений известно, что в гор. Лубнах имеет намерение выставить свою кандидатуру в Государственную думу некий А.Г. Шлихтер, революционный агитатор, говоривший во время октябрьских беспорядков противоправительственные речи в Киевской городской думе…»

Через некоторое время помощник начальника Полтавского губернского жандармского управления в Лубенском, Пирятинском и Прилукском уездах доложил своему шефу:

«При сем представляю агентурную записку на мещанина г. Лубны Александра Григорьевича Шлихтера, докладываю, что, по имеющимся сведениям, упомянутый Шлихтер в настоящее время проживает будто бы в Швейцарии и за появлением его в г. Лубны установлено наблюдение».

Знал бы тогда об этих документах разыскиваемый! Наверняка не произнес бы свое обычное «веселого мало», а до слез посмеялся над такой «прозорливостью» недреманного ока.

В конце 1906 года по поручению большевистской части ЦК РСДРП Шлихтер едет в Москву для участия в кампании по выборам во вторую Государственную думу. Он входит в состав Московского комитета партии под фамилиями Апрелев и Евгеньев…

«Здравствуй, милая моя Женютка! Доброго здоровья, дорогие Сергуша, Темурка и Борисик!

Москва — большая и орешек довольно крепкий, скучать, право же, некогда, но в свободную минуту предаюсь думам о вас и успел уже, однако, крепко соскучиться.

Как я благодарен И.И. (и прошу передать ему это) за предоставленную мне возможность открытых выступлений перед самыми различными аудиториями! То ли избирательные, то ли профессиональные или любые другие собрания — это же столько направлений, убеждений, характеров (или, наоборот, беспринципности и бесхарактерности), что сразу видишь массу такой, какая она есть в действительности. И когда лицезреешь, как на твоих глазах начинает преображаться эта масса, — ей-богу, проникаешься еще большей любовью к ней, и сам явственно ощущаешь, словно у тебя вырастают крылья.

Между тем, не всегда так случается… Бывает, уходишь с говорильной трибуны без удовлетворения. И одна из причин этого, в чем не раз убеждаюсь, работая в литературной группе комитета, отсутствие у здешних большевиков своего основательного, постоянного издания, в то время когда кадеты обладают огромным легальным пропагандистским аппаратом.

Зато видела бы ты, как здесь читают «Пролетарий»! Один рабочий, в пылу полемики, вытащил из пиджака экземпляр газеты настолько зачитанный, что, когда с чувством потряс им перед лицом оппонента, газета почти рассыпалась в его руках…

Да, Женя, «Пролетарий» стал светочем для пролетариата. Настолько глубокий и в то же время — простой, доходчивый и, я бы сказал, зажигательный «Проект обращения к избирателям» в восьмом номере. А приложение к этому же номеру «Кого избирать в Государственную думу?» — яснее и не скажешь о главных партиях в предвыборной борьбе. Ты знаешь, что я не любитель цитирования и чтения там, где есть возможность поговорить своими словами, глядя публике в глаза. Но позавчера на собрании, где было человек триста рабочих, не удержался и прочитал им всю эту листовку с незначительными пояснениями. И что ты думаешь? Характеристики — не в бровь, а в глаз — восприняты были самым лучшим образом.

Ты понимаешь, куда сложнее — в самом комитете, в чисто партийных схватках… Но, конечно, многие здешние меньшевики если и не «перевоспитаются», то войдут вместе с нами в левый блок. Еще повоюем! И, опять же, как ни тщится «Социал-демократ», но думская кампания тоже убедительно служит делу созыва экстренного партийного съезда. Я смотрю, как читается реплика «Пролетария» на статьи Плеханова и Мартова против съезда, и у меня не остается тени сомнения в победе большевиков, в нашей победе. Я горд, что мы с тобой в этой сечи стоим плечом к плечу в передовой шеренге. Постарайся это чувство как-то передать нашим ребятам вместе с моим сердечным приветом. А Борисику скажи, что я ему уже купил деревянную лошадку на колесиках — такую, как была у Темурки и осталась в Киеве.