Петр Лубенский - Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

Ой, не ходи, Грицю,

Тай на вечорницi…

И тут же умолк. Но Ильич живо откликнулся;

— Пойте, пойте! Великолепные песни вашего народа! А почему же это Грицю заказано ходить на вечерницы? — спросил совсем серьезно.

Александр несколько смущенно, но с улыбкой ответил песней же:

Бо на вечорницях -

Дiвки чарiвницi.

Шлихтер не мог подумать, что через некоторое время Владимир Ильич иронически использует в своей статье слова из этой песни, адресуя их одному несостоятельному социологу…

Внезапно Ильич спросил:

— Так что у вас получилось там, в Гельсингфорсе?

— Увы! — Шлихтер встрепенулся и бессильно развел руки.

Свеаборг — это крепость на островах Финского залива у входа в гавань Гельсингфорса, база русского балтийского флота. Там в июле 1906 года, в ответ на разгон Думы, назревало вооруженное восстание моряков, которое, как предполагалось, рабочий класс должен был поддержать всеобщей забастовкой.

— По ситуации того момента, — тихо произнес Ленин, — я считал Свеаборгское восстание преждевременным. Нельзя было бессмысленно истреблять силы, могущие стать ударными в хорошо подготовленном вооруженном восстании. Но, ввиду того что поступило экстренное сообщение о возможности немедленного взрыва в Свеаборге, мы созвали Исполнительную комиссию Петербургского Комитета РСДРП и решили послать большевиков, имеющих опыт руководства массами. Им поручалось в случае полной невозможности остановить взрыв, принять самое деятельное участие в руководстве движением. Я рекомендовал направить туда вас, Александр Григорьевич, с вашим опытом работы в массах.

— Я был потрясен доверием, которое мне оказала партия, — сказал взволнованно Шлихтер. — Но не так сталось, как гадалось…

Ленин поднялся с валуна и расправил плечи.

— Не могу долго сидеть на месте, пошли! — И он указал рукой на лес, будто прорубая ладонью просеку. С кромки берега взвились чайки и с гортанным криком помчались, будто гонимые ветром. Ильич проводил их взглядом охотника.

— Углядели где-то косяк рыбы, — сказал он, прищурясь. — Знаете, на зорьке они кажутся совершенно красными.

Шлихтер понял, что Ленин дает ему время, чтобы собраться с мыслями. Мигом, как в калейдоскопе, пронеслись события.

…17 июля газеты принесли в Сауна-Лахти известие о том, что в Свеаборге вспыхнуло восстание. Вся душа его встрепенулась, как при звуке боевой трубы.

В тот же день к Шлихтеру прибыла секретарь большевистского центра Вера Рудольфовна Менжинская.

— Ильич просит вас немедленно выехать в Гельсингфорс и поручает вам руководство Свеаборгским восстанием. Ни одна листовка, ни одно воззвание, ни одно мероприятие не должны проводиться в жизнь без вашего согласия. События развиваются молниеносно, и вы должны выехать немедленно!

Александр и Евгения, провожавшая его на вокзал, чуть ли не бегут, чтобы попасть к первому отходящему из Выборга поезду.

В Гельсингфорсе Черта (Богомолова), к которому должен был явиться Шлихтер, не оказалось. Шлихтер связывается с руководителями штаба восстания, но было уже поздно…

— Двадцатого июля военный совет восставших под ураганным огнем карателей принял решение прекратить безнадежную борьбу, — решил нарушить длительную паузу Шлихтер. — Мне было тяжело не только потому, что восстание сразу же было подавлено, но и потому, что я не выполнил вашего задания.

— По независящим от вас причинам, — глухо сказал Ильич. — На днях закончился военно-полевой суд над тысячью матросов и солдат. Десятого августа расстреляны сорок три руководителя Свеаборгского восстания. В том числе и наши друзья Емельянов и Коханский! — Он вынул из бокового кармана пикейного пиджака сложенную вчетверо бумажку. — Из камеры смертников дошло письмо большевикам от кронштадтского моряка Николая Комарницкого. Прочитайте, пожалуйста, вслух!

«Товарищи! — с трудом разбирая почерк, начал Шлихтер. — Остается несколько часов до расстрела. Все спокойны. Мысль о близком переходе в вечность нас не пугает. Около окна стоит часовой и плачет. Служащие со слезами приходят прощаться и просят на память ленточки и кокарды. Все поняли отлично, что мы восстали за счастье народа, желая ему лучшей доли. Да пусть правительство знает, что скоро, скоро настанет расплата и поднимется русский народ против своих угнетателей, пойдет добывать себе свободу. Если не расстреляют сегодня — конец завтра пришлю…»

— Смертник заботится о живых! — воскликнул Шлих-тер.

— Это потрясающий документ, — молвил Владимир Ильич. — Сокрушительный удар по всем тем, кто после подавления восстания кричит о безнадежном поражении. Свеаборг и Кронштадт показали настроение войск. Восстания подавлены, но восстание живет, ширится и растет!

Оставшийся отрезок пути до окраины Выборга они прошли молча.

Усталый возвратился в Сауна-Лахти Александр. Как и ожидал, ребята были дома, а Евгения снова задерживалась в типографии или на явке. Не сегодня-завтра Ленин сдаст в набор свои статьи для первого номера «Пролетария». Где-то незримо налаживался четкий механизм передачи материалов в газету, ее транспортировка в другие комитеты партии, тревожно ждавшие каких-то перемен. Пока что даже кадетская печать подхватила рекомендованный меньшевистским ЦК (после разгрома в июле первой Думы) лозунг: «За Думу как орган власти, который созовет Учредительное собрание». Революционное настроение масс сдерживалось.

«Наше внутрипартийное министерство, то есть ЦК нашей партии, перестало выражать волю партии», — говорил Ленин. Но ЦК избран партийным съездом. Чтобы переизбрать его, нужен новый съезд. И Ленин, внешне обычно спокойный, торопил, торопил…

Евгения возвратилась поздно. Дети уже спали. Она заглянула к ним, задержав взгляд на Боре, чему-то улыбавшемуся во сне. Умылась и, подойдя к мужу, читавшему за столом, сзади оперлась ладонями о его плечи.

— Ну, Сашко, рассказывай, как день прошел.

Он, не оборачиваясь, положил свою широкую ладонь па ее руку:

— Восемнадцатого октября пятого года, выйдя на балкон Киевской думы, я, помню, подумал: это же главная удача моей жизни — подняться на такой гребень революционного шторма. А сегодня, Женютка, скажу так: главная удача — это то, что судьба свела меня с Ильичей!

Шлихтер снова и снова перечитывал книгу Владимира Ильича «Развитие капитализма в России». Он тщательно проработал ее, изучил еще тогда. Но сейчас готовил пространное предисловие к издаваемой в Петербурге книге Росси «Крестьянское движение в Сицилии» и по книге Ленина, как по компасу, сверял свое направление.

На столе — «Постановления съездов Крестьянского союза» и номера журнала «Крестьянское дело» с приложениями, «Сын Отечества» за несколько лет, книги Глеба Успенского…