Петр Лубенский - Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

Мысли мелькают быстро, еле успевают за динамической речью Карпова.

— Наша задача, — оратор жестикулирует, прохаживается по сцене, но пронизывающий взгляд его ни на мгновение не отрывается от аудитории, — приложить все усилия к тому, чтобы организованный пролетариат сыграл и в новом подъеме, и в неизбежной грядущей решительной борьбе роль вождя победоносной революционной армии!

Что поднялось в зале! Столько возгласов одобрения, такой овации не ожидали даже большевики, знавшие о готовящемся выступлении.

И вдруг Шлихтер уловил, что в массе поползло не то вопросительное, не то утвердительное:

— Ленин… Ленин…

Он переглянулся с товарищами. В их взглядах увидел тревогу: не слишком ли опасно для Ильича?.. Видимо, в публике был кто-то, имеющий достаточно оснований догадаться, кто этот выступающий, и, может, в порыве добрых чувств не удержался от того, чтобы не назвать уже довольно широко известного литературного имени Ульянова.

А между тем с трибуны зачитывался проект предложенной Карповым резолюции:

«Самодержавное правительство явно глумится над народным представительством…

Неизбежна решительная борьба вне Думы, борьба за полную власть народа…

Собрание выражает уверенность, что пролетариат по-прежнему будет стоять во главе всех революционных элементов народа».

Александр увидел, как один рабочий тут же снял с себя красную рубаху, разодрал ее, привязал к палке лоскут и, взобравшись на кресло, стал размахивать этим знаменем.

Большевистская аргументация Ильича завоевала огромный митинг, и он подавляющим большинством голосов принял эту резолюцию.

Еще долго радостно взволнованные рабочие толпились в вестибюле Народного дома, на улице возле него. Уже сегодня понесут они в рабочие кварталы страстное слово революционной правды.

Теперь Шлихтер знал: встречи с Лениным станут частыми. Это огромная удача, что их жизненные пути, наконец, пересеклись!

Уже полгода с лишним Александр благополучно обитал в Сауна-Лахти под Выборгом. Сюда из Петербурга перебралась и Евгения с детьми. До Питера — рукой подать. Ничтожные формальности на границе, и ты уже в России. Большевики вовсю использовали эту возможность. К примеру, «загулявшая парочка» — и прямо на корзинах с бомбами, даже не всегда упрятанными в санях, — с веселым шумом проносилась под полосатым шлагбаумом. О подобных «проделках» Шлихтер наслышался и от Красина, и от Игнатьева.

Однажды Евгения принесла домой кипу газет и с порога закричала:

— Ты посмотри, как ополчились эти Милюковы, петрункевичи, бланки и прочие!

Александр нетерпеливо схватил газеты. Да-а, вся буржуазная пресса обрушилась на левую социал-демократию за выступление у Паниной против кадетов!

А Евгения, аккуратно повесив светлое демисезонное пальто, быстро прошла к окну, за которым серел не по-весеннему хмурый день. Увидев в ее руках еще какую-то газету, он спросил:

— Что там?

Она заиграла бровями:

— Тебя читаю!

— Уже есть? — Его сразу же охватило внешне едва заметное волнение, какое обычно бывает, когда увидишь напечатанной свою работу.

Конечно, его статью не могли задержать в редакции. Это злободневный отклик на только что опубликованные в «Деле народа» первые одиннадцать пунктов «Объяснительной записки комиссии по аграрному вопросу». И статья начинается так:

«Чего может ожидать сельскохозяйственный пролетариат от «крестьянской трудовой группы» членов Думы?»

И глубокий знаток жизни крестьянина с сокрушающей иронией вскрыл сущность предлагаемых в «Записке» «благодеяний».

«Какая в самом деле «широкая» перспектива для всех, кто жаждет «крестьянского» счастья!

— Нет лошади? Сущие пустяки. Получай 50 рублей и иди с миром.

— Нет плуга? И этому пособим…

Но мы не сомневаемся в том, что батрак, руководимый самой логикой неподкрашенной действительности, может в ответ на предложение «ссуд и пособий» спросить у составителей «аграрного закона»: «Скажите, кто будет погашать эти ссуды и кто мне даст денег для уплаты процентов по ссудам?»

За чтением газет Шлихтеров застала Вера Менжинская. Утомленно усевшись в единственное в этом доме кресло, она сообщила:

— Завтра «Волна» дает ответ на все нападки на нас.

Ее не спросили — чей: по тону ясно, что Ленина.

— Ответ резкий, я читала. И твердый знак, которым подписан материал, не оставляет сомнений в решительности автора! Он констатирует, что речи социал-демократов у Паниной «взбаламутили это загнившее болото»… Вот так: болото, да еще загнившее!

Менжинская поправила на висках прическу и вопросительно посмотрела на дверь в соседнюю комнату.

— Никого, — моментально отозвалась Евгения.

— Передаю вам просьбу, — продолжала Вера. — Подготовьте, пожалуйста, свой план организации типографии для нелегального издания. Что нужно, сколько, кого привлечь, связи, сроки… Одним словом — все!

Шлихтер постучал пальцами по колену.

— Кое-что, видимо, нам необходимо уточнить с ЦК…

— Согласна с вами, — поднялась Менжинская. — А вы все же готовьте пока предложения!

Августовское небо уже густо усеяли звезды. Даже оживленный Выборг затих. Прибыл ночной поезд из Петербурга, и к утру, может быть, появится, рассыпая искры, еще какой-то товарный…

А Сауна-Лахти и подавно поглощен тишью и теменью. Однако каменистая дорога к нему все-таки просматривается. И София Тодрия уверенно остановилась возле четвертого слева деревянного домика. Приблизились и шедшие за ней несколько мужчин.

— Думаешь, здесь? — негромко спросил один из них на диковинном здесь грузинском языке.

Она подалась вперед и протянула руку в темноту.

— Вот же и «бараний лоб» слева от калитки! Действительно, почти под домом неровным светлым пятном выделялся камень-валун. А сквозь задернутые занавески из двух окон пробивался свет лампы.

— Сильвестр, пойдем! А вы, товарищи, подождите здесь.

Сильвестр Тодрия поставил свой саквояж возле калитки и пошел за Софией.

На условный стук в дверь появился худенький долговязый подросток. Присмотрелся.

— Входите, пожалуйста, — пригласил уже мужающим голосом.

Сумрачные сени и сразу же комната, показавшаяся ярко освещенной, хотя горела только одна керосиновая лампа, возле которой сидел мужчина в расстегнутом пиджаке и читал газету.

Сдержанно обменялись приветствиями.

— Садитесь, — мальчик указал на стулья. — Но мамы дома нет.

Вошедшие еле заметно и настороженно переглянулись.

— А тебя как звать? — гортанно спросил Сильвестр.

— Сергей.

— У тебя и сестра есть?

— Нет, братья… два.

— Все правильно, — улыбнулась София, — мы пришли куда нужно. Так ведь, Сережа?

— Да, — он тоже улыбнулся, хотя глаза все еще пристально, по-взрослому серьезно разглядывали гостей. — Мама…