Петр Лубенский - Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

Мальчик не успел договорить: мужчина резко положил газету на стол и живо проговорил:

— Да, товарищи, я к вашим услугам! Могу вас проводить. И не будем мешкать… хотя, я понимаю, вы с дороги.

— А вы знаете, куда нам нужно? — с тенью недоверия спросила София, но улыбнулась доброй, чуть горделивой улыбкой.

Проводник ладонью потер щеки, явно пряча лукавую усмешку.

— София Павловна, — он сделал паузу, подчеркнув этим, что знает прибывшую, но лица грузин остались невозмутимыми. — Мы ждали вас завтра, потому Евгения Самойловна осталась в типографии. Там и Енукидзе. Сейчас мы туда пойдем. Но — вопрос: сколько вас всех?

— Шестеро.

— Разделитесь, и остальные пусть идут за нами по двое-трое на максимально большом расстоянии…

Провожающий давал еще какие-то конспиративные советы, а София, удивляясь его осведомленности, не могла отогнать от себя мысль: «Что-то в нем знакомое! Не виделись же, кажется, никогда… Или была какая-то случайная встреча?»

— Сережа, — незнакомый протянул клочок бумаги, — отдашь маме или отцу — все равно. И скажешь, что завтра к вечеру приду. Ну, друзья, тронулись!

Со света на дворе какую-то минуту вообще нельзя было ничего увидеть. Только сразу же дохнуло пьянящей легкой волной ветра с озерной влаги. Первыми вырисовались из темноты звезды и вдали тусклое зарево от газовых уличных фонарей Выборга.

Затем Сергей увидел, как темные фигуры сошлись, пошептались о чем-то и направились к городу…

Так в Финляндии появились большевики-грузины, наборщики и печатники из бакинской искровской подпольной типографии «Нина», нынче работающие в легальной петербургской электропечатне «Дело» — София и Сильвестр Тодрия, Вано Стуруа, Вано Болквадзе, Караман Джанш и Макарий Гогуадзе. По поручению ЦК техническую часть выпуска нелегальной газеты в Выборге возглавил Семен Енукидзе, приглашенный Красиным.

В день приезда наборщиков Евгения по просьбе Семена задержалась в типографии. Это была отдельная комната, арендованная в типографии местной шведской буржузной газеты (финские социал-демократы посодействовали этому, а в своей подпольной «шлепалке» постоянного приюта не гарантировали). Александр уехал в Петербург — нужно было привезти окончательный ответ о готовности печатания там газеты с изготовленных в Выборге матриц.

Домой они возвратились почти одновременно на следующий день к обеду. Евгения только собралась стряпать, когда вошел муж.

— Так ты знаешь, кто у нас был вчера? — бросилась она к нему, но неожиданно повернулась, подбежала к столу и вытащила из-под скатерти маленькую записку. — Ильич!

— Его связной передал в комитет, что Ленин приедет в Выборг, да понимаешь, не успел я… Зато с печатаньем все улажено окончательно! Так о чем он с тобой говорил?

Она рассмеялась:

— Я ведь тоже дома не ночевала! Мы с Енукидзе все подготовили, что могли, к приезду бакинцев, а они как раз и заявились среди ночи.

— Прекрасно! — Шлихтер оживился. — Значит, не сегодня-завтра начнется… Постой, а кто же их от нас проводил в типографию?

— Ленин! — Ее лучистые глаза стали совсем веселыми. — Он, оказывается, сидел у нас, ожидая тебя или меня, а потом и ушел с ними. И знаешь, — рассказывая, она уже возле плиты управлялась с кастрюлей, — в типографию не зашел, остался инкогнито. Мы все там изрядно перетрусили: что за неожиданный проводник?! Говорю: «Может, Ильич? Он должен вот-вот появиться». А Соня Тодрия твердит: «Да нет же, я его раньше видела, не он. Но, — говорит, — кто-то из близкого круга, вот встречала где-то и все!» Я только дома убедилась, когда записку прочла: он…

— Вот видишь, Женютка, что такое искусный грим!

— А голос? Такое характерное произношение и сумел скрыть… Талант, Сашко, талант! У тебя вот всегда одно и то же выражение лица — удивляюсь, как тебя до сих пор никто не опознал.

— Ну, ладно, — добродушно заворчал Александр, прочесав бороду, — над кем бы ты подтрунивала, если б не я!

Он подошел, заглянул в кастрюлю.

— Что тут у тебя — скоро дело будет? Ты готовь побольше да повкуснее, раз Ульянов придет… может быть, и с Надеждой Константиновной.

— Они вдвоем здесь?

— Кажется. Кстати, тебе сообщили, что он теперь Иван Иванович?

Владимир Ильич появился, когда солнце коснулось колючих верхушек елей на западе. Шлихтеры услышали, как он веником тщательно обметал дорожную пыль с круглоносых ботинок. Отворив дверь, ожидали его в сенях. Переступив порог, он развел руками и с улыбкой проговорил:

— Что ж, не взыщите, но я снова к вам!

— Не взыщите и вы, дорогой Владимир Ильич, но вчера мы никак не могли быть дома, — взяв под руку, проводил его в комнату Шлихтер.

— Что в Питере? Я все-таки на сутки отстал здесь без связи. Позволите? — он повернулся к хозяйке, показывая, что хочет снять пиджак.

— Конечно, чувствуйте себя свободно. Как дома, — она кивнула на мужа, который был в застиранной домашней рубахе с подвернутыми рукавами.

Александр ответил кратко:

— Все на местах. Бумага на весь тираж приготовлена. Беспокоятся, как будут получаться стереотипы.

— Ну, батенька, Леонид Борисович знал, кого приглашать на работу. Вот Евгения Самойловна видела: не так ли?

— Да, профессионалы! А вы, кстати, почему сами не зашли вчера в типографию?

Ленин расхохотался.

— Догадались, значит? Но ничего: зато свой грим вчера я надежно испытал!

Он был в темном парике, в очках с круглой металлической оправой. Бритое лицо мало чем напоминало известного в эмиграции лысого человека с рыжеватой бородкой.

— Так рассказывайте, Александр Григорьевич.

— А вы садитесь, Владимир Ильич. Может, я сразу и на стол накрою? — предложила Евгения.

— Нет, нет! Надя меня накормила перед дорогой. Сначала — о деле.

Он не перебивал, и Александр рассказал все до малейших подробностей о типографии, о рабочих, о наиболее рациональных, на его взгляд, способах доставки газетных материалов… Хотел спросить: может, не нужно говорить столь пространно? Ведь многое известно и от Белякова — первого разведчика в местных типографиях, и от вездесущего Красина, и от непревзойденного мастера печатного дела Семена Енукидзе, который был у Ильича на «Вазе»… Да и Евгения совсем недавно в Петербурге имела обстоятельную беседу с Ильичей. Но вопрос так и не задал. Ясно же, накануне выпуска первого номера «Пролетария» Ленину необходим всесторонний анализ.

Наконец Александр умолк. Ильич прошелся по комнате, задумчиво глядя под ноги. Затем снова сел и заговорил с нескрываемой радостью:

— Ну что ж, «Пролетарий» нам удалось подготовить. Постановление большевистских делегатов Четвертого съезда партии выполнено. Пусть теперь меньшевики остаются со своим «Социал-демократом»!