Дэвид Гилман - Бог войны

Фарс Блэкстоуна едва не был разоблачен, когда музыкантам велели играть танцевальную музыку и дворяне повели жен на участок, где тростники были сметены, обнажив плиточный пол. Длиннолицая жена Ги де Рюймона в так туго замотанном на лбу платке, что Томас поневоле задумался, не объясняется ли ее бледность тем, что кровь вообще не поступает к лицу, перегнулась через стол и сказала:

– Не пригласите ли вы потанцевать какую-либо другую из дам, кроме Христианы, господин Томас? Подозреваю, все мы вас побаиваемся, но нечто благородное наподобие танца может умерить эти страхи.

Блэкстоун едва сумел скрыть панику. Заметивший это Ги де Рюймон понял, что жена играет роль адвоката дьявола. Танцевальные навыки Томаса – а вернее, отсутствие таковых – выдадут его незнатное происхождение.

– Моя дорогая госпожа, вы ожидаете слишком многого от господина Блэкстоуна, вы должны помнить, что раны еще не оставили его.

– Конечно, простите меня, как могла я забыть, что вы сражались под Креси? – изрекла она, на сей раз ледяным тоном, и, нахмурив свое тонкогубое лицо, протиснулась мимо него.

– Я благодарен, господин, – сказал Томас де Рюймону, когда тот проходил мимо.

– Я уже видел страх в человеческих глазах, – откликнулся де Рюймон. – Все мы солдаты на поле брани, и танцы даются нелегкой ценой многим из нас, как вы сможете заметить, когда я буду сопровождать жену. – Он шагнул было прочь, но потом, будто спохватившись, растолковал выходку жены: – Она потеряла брата и четверых кровников под Креси. Время еще не исцелило ее раны.

В этот краткий миг Блэкстоун чувствовал громадную благодарность к французскому дворянину, чьи благородные манеры и сообразительность уберегли его от позора, которого все ждали. Томас не питал иллюзий, понимая, что в нем видят душегубца, сидящего за их столом, перебившего их близких. Насколько далеко простирается их цивилизованность? Много ли времени пройдет, прежде чем один из них, испив чашу зелия, выдаст его присутствие французскому двору? Жана д’Аркура считают верноподданным короля Филиппа, но укрывательство англичанина, да притом лучника, может запросто кончиться обвинением в измене. Д’Аркур чрезвычайно рискует, исполняя пожелание дядюшки, а самого сэра Готфрида обезглавят, буде он попадет в руки французских войск. Зачем, гадал Блэкстоун, Жан д’Аркур подвергает себя подобному риску, приглашая этих влиятельных людей к себе домой на Рождество и позволяя им увидеть Томаса? Какой бы резон за этим ни стоял, в надлежащее время он раскроется.

И снова инстинкты Блэкстоуна подсказали ему, что не следует дожидаться разъяснения слишком долго. Рано или поздно надо брать собственную судьбу в руки.

Музыка менестрелей переливалась по зале, а Блэкстоун ерзал, мысленно извиваясь ужом при воспоминании о попытках Христианы обучить его изяществам танца: мужчины и женщины стоят лицом друг к другу, три шага назад, поклон, вперед, взять даму за руку, три шажка поменее, пауза, в случае Томаса семенящие с запинкой шажочки, неуклюжие и несогласованные, даму за руку, «идем, идем, теперь снова пауза, поворот назад, идем, поворот, лицом к партнеру! Томас! Ты как ковыляющая корова!». Довольно – значит довольно.

Пока Христиана танцевала, Блэкстоун тихонько выбрался под ночные небеса. Одна из собак д’Аркура увязалась за ним – наверное, не меньше устав от музыки, чем Томас. Он поглядел на мерцающий небосвод и искрящийся инеем пейзаж. Часовые стояли на постах, и мир словно затих в спокойной неге. Лунный свет обрисовывал силуэт леса, но его темная масса быстро поглощала малейшие отблески. Если бы этот замок предстояло оборонять ему, подумал Томас, он бы вырубил деревья еще на сотню ярдов от северных ворот, а полученный лес пустил бы на постройку еще одного частокола перед наружным рвом. Когда враг близко, оборона решает все, и король Эдуард доказал это, выбрав место для схватки. Все уроки, усвоенные Блэкстоуном за последний год, четко отпечатались в его памяти, и чутье подсказывало, что он обязательно употребит их в дело, в конце концов покинув это место. Собака сидела рядом, и Томас почесывал ее бархатистые уши, но вдруг ощутил, как они насторожились и мышцы животного в предвосхищении дрогнули. Блэкстоун бросил взгляд вдоль коридора; ни малейшего признака движения, но он знал, что во тьме кто-то таится.

– Кто там? – окликнул он.

Пес издал утробное рычание, и Томас изготовился к внезапному нападению.

– Будьте любезны, мессир, придержите собаку. Я не желаю вам вреда, – отозвался юный голос где-то впереди.

Успокоив пса, Блэкстоун взялся за широкий кожаный ошейник.

– Тогда выходи и покажись, – велел он.

Из тьмы под лунный свет ступила мальчишеская фигурка.

– Собака может меня свалить, – сказал отрок.

– Я держу ее, подойди и дай ей себя обнюхать.

Мальчик подошел, протянув руку к собачьему носу. Несмотря на страх перед собакой, этот паж уверенно ступил вперед по приказу Томаса. Собака заскулила, натягивая ошейник, а затем, завиляв хвостом, лизнула руку мальчишки. Из-за бледного света черты его были почти неразличимы.

– Кто ты? – спросил Блэкстоун.

– Звать меня Гийом Бурден, – ответствовал отрок, поглядев на украшенное шрамом лицо Томаса, в тени казавшееся еще более изувеченным.

– И кому же ты служишь? – продолжал расспросы Блэкстоун.

– Графиня д’Аркур приставила меня к господину Анри Ливе.

Томас вгляделся – было в нем что-то знакомое, хоть он и не мог понять, что именно.

– Ладно, господин Бурден, почему же ты не в конюшне с остальными пажами? Не там ли тебе надлежит находиться, пока оруженосцы трапезничают со своими господами?

– Я видел, как вы упражняетесь, мессир Томас, но не мог подойти к вам, не будучи замеченным, и потому поджидал момента, когда смогу поблагодарить вас и поведать, как я рад, что вы так хорошо оправляетесь от своих ужасных ран.

– Я не знаю тебя, отроче, так к чему же тебе меня благодарить? И что тебе ведомо о моих ранениях?

– Я был в замке Нуайель, когда вас привезли туда после сражения. А пред тем вы пытались помочь моему господину и пощадили мою жизнь. И посему я до скончания дней перед вами в долгу, мессир Томас.

До Блэкстоуна дошло, что этот отрок сторожил раненого рыцаря, прятавшегося за занавесом. Казалось, это случилось давным-давно.

– Неужели твой господин выжил с такими ранами? – спросил Томас, уже зная ответ.

– Нет, мессир Томас, он умер не более часа спустя после вашего ухода из замка.

– И долго ты прослужил ему пажом?

– Почти четыре года. Мне уже почти одиннадцать.

– Значит, графиня Бланш приставила тебя к новому господину. Кому, говоришь?

– Его милости Анри Ливе, – напомнил мальчик, и его улыбка поведала Блэкстоуну, что Бланш д’Аркур тщательно подбирала, куда его пристроить.