Дэвид Гилман - Бог войны

В эти холодные зимние утренние часы д’Аркур стоял у окна, закутавшись в плащ от морозного воздуха, и наблюдал, как его ученик упражняется снова и снова. Тайное наблюдение за Блэкстоуном вызывало у него смешанные чувства удовлетворения и зависти одновременно. Томасу по-прежнему недоставало умения эффективно сражаться нос к носу, но его умения довольно, чтобы д’Аркур считал, что тот способен выстоять против любого из оруженосцев, сопровождающих своих повелителей в последние недели. Правду говоря, он мог бы сразиться даже против некоторых рыцарей, потому что отразить и обратить себе на пользу свирепость Блэкстоуна способны лишь самые искусные фехтовальщики. В том, как Томас атакует противника, по-прежнему есть фундаментальный изъян, но д’Аркур пока не видел способа одолеть недостатки лучника. Он ощутил укол зависти к Блэкстоуну, начавшему с самых низов, но одаренному достаточно живым умом, чтобы учиться и откровенно говорить о значении чести. У д’Аркура не было ни малейшего сомнения, что рыцарь, бывший сеньором Томаса, сэр Гилберт Киллбер, сыграл серьезную роль в выковке характера юноши.

Сейчас д’Аркура заботило другое. Среди гостей есть такие, кто принял комментарии Блэкстоуна как личное оскорбление. Если они не сумеют возвыситься над своими чувствами и узреть, что сказанное англичанином – чистая правда, то могут найтись такие, кто захочет отправить месть. Пожилые приняли слова Томаса как есть, ибо, как и сам д’Аркур, понимали, что за скверным предводительством французского короля стоит горячность и неумение принимать решения. А вот молодых нелицеприятная правда уязвила. Скорее всего, какой-нибудь вызов Блэкстоуну бросит Уильям де Фосса. И умерить его неистовство д’Аркуру будет трудно, а помешать насилию так и вовсе невозможно, как только его гостеприимство подойдет к концу. Если эмоции разгуляются, то коллективный гнев молодежи может привести к прямому нападению на лучника. И если такое случится, у д’Аркура не будет иного выбора, как встать на его защиту, а это вгонит между ним и остальными клин, острый, как клинок.

Он уже хотел было отвернуться от окна, когда заметил, что один из баронов направляется к Томасу в тренировочном дворике. Но даже не видя лица, понял, что это не де Фосса.

А потом сообразил, что это Луи де Витри, вскинувшийся из-за высказываний Блэкстоуна о французском монархе.

– Блэкстоун! – крикнул де Витри.

Обернувшись, Томас увидел молодого аристократа, раскрасневшегося от гнева и решимости.

– Я вам нужен, господин? – произнес Блэкстоун, чувствуя, как в нем самом всколыхнулась воинственность. Он уже разогрелся от упражнений с мечом, и если этот нормандец желает подраться, Томас на попятную не пойдет. Деревянный меч в его руке будет бесполезен против меча де Витри, и Блэкстоун поспешно огляделся в поисках какого-нибудь другого оружия. У яслей стояли вилы, но до них добрых полдюжины шагов, и де Витри вполне успеет выхватить меч из ножен и нанести смертельный удар. Но не успел он отбросить эту мысль, как де Витри отстегнул ножны и схватил учебный меч.

– Тебе надо преподать урок хороших манер. Я здесь гость, но за взбучку слуге мне ничего не будет.

– Я не служу в этом доме никому, в том ваша первая ошибка, – ответствовал Томас, глядя тому прямо в глаза, чтобы прочесть его намерения. – А вторая в том, что вы не привычны к схватке с простолюдином. – Блэкстоун издевательски усмехнулся. – Вам может быть больно.

Этого было достаточно, чтобы распалить уязвленную гордыню, и де Витри с воплем ринулся вперед. Томас отступил в сторону, выставляя меч, отразил удары, принял нужную стойку и атаковал лавиной ударов. Вскоре де Витри, атаковавший в сердцах, взял себя в руки, и Блэкстоун понял, что этот боец не уступает в мастерстве д’Аркуру. Но теперь учеба без поблажек и болезненные уроки наставника послужили Томасу на славу. Противник сделал ошибку в стойке, Блэкстоун обрушил на него мощный удар, и тот попятился. В фокусе Томаса не было ничего, кроме лица соперника, и, не страшась ответных ударов, он возобладал над схваткой, развивая свое преимущество. Чутье подсказывало, что он может пробить оборону противника, но тут де Витри контратаковал с таким мастерством, что застал Блэкстоуна врасплох. Хлесткие удары деревянного меча обожгли бедро, грудь и шею. Боль поведала ему, что в реальном бою он бы уже был покойником. Молниеносно оправившись, он принял защитную стойку и снова принялся теснить де Витри, осыпая его руки и ноги ударами, не менее губительными в сражении. С минуту верх не мог взять ни тот ни другой, но затем, переступив на цыпочках, Томас сделал ложный выпад слева, увлекая противника вперед, и ударил с такой силой, что деревянный меч де Витри переломился пополам. Он попятился, наткнувшись спиной на стену, но Блэкстоун так рассвирепел, что жаждал во что бы то ни было поставить аристократа на колени.

Схватив вилы, де Витри ринулся вперед. Схватка стала смертельной. Томас парировал выпад, но преимущество было на стороне противника, как у пикейщика в передней линии баталии. Блэкстоун увернулся от смертоносных зубцов, но нога подломилась, и он упал. Выпучив глаза, де Витри с триумфальным криком обрушил удар вниз. Перекатившись на бок, Томас лягнулся, попав тому по ногам. Потеряв равновесие, де Витри выпустил вилы из скользких от грязи ладоней.

Взор Блэкстоуна помутился. Неистовая сосредоточенность достигла пика, как тогда, когда он, расталкивая всех, прорубал путь к погибающему брату. Выбросив руки, он сграбастал противника за одежду, подбираясь к его горлу, чтобы удушить. Они схлестнулись, и Томас, схватив де Витри за пояс, нанес удар головой, промазав мимо носа, зато угодив ему в переносицу. Аристократ взвыл от боли, но Блэкстоуна не отпустил. Их общий вес был слишком велик для его ослабленной ноги, и оба рухнули, давая де Витри шанс, которого он дожидался. Кинжал с пояса внезапно оказался у него в руке, и он замахнулся, чтобы вонзить его в неприкрытое горло Томаса.

Но за миг до того, как клинок устремился вниз, взор Блэкстоуна внезапно загородил другой человек. Медвежьей хваткой обхватив грудь де Витри, тот поднял его, как малое дитя. Де Витри забарахтался, едва не вырвавшись из объятий, но те удержали его достаточно долго, чтобы слова прорвались сквозь слепую ярость.

– Луи! ЛУИ! Довольно! Хватит уже! Слушай меня! Ты слышишь? Довольно уже!

Уильям де Фосса разжал хватку, и де Витри заработал пятками, отползая по грязи. Самый яростный из критиков Томаса стоял между ними, утихомиривая молодого нормандского барона.

– Ты не смеешь его убивать, Луи. Он не сделал ничего такого, чтобы оправдать убийство. Слышишь меня теперь? – требовательно вопрошал он у де Витри, уже опамятовавшегося и недоуменно уставившегося на человека, нависшего над ним. Потом выплюнул смешанную с грязью слюну и кивнул.