Дэвид Гилман - Бог войны

– Луи! Она твоя! – крикнул Анри Ливе вслед де Витри, когда косуля грациозно уклонилась от его попытки пронзить ее копьем.

Перепуганное животное снова вильнуло влево и вправо, сбивая коней с шага. Блэкстоун держался вровень с женщинами в развевающихся позади платьях и платках. Будто ангельские крылья, думал Блэкстоун, направляя коня поближе к Христиане. Однако выражение ее лица было далеко не ангельским – широко распахнув глаза, часто дыша от волнения в предвкушении убийства, они с Бланш д’Аркур ехали бок о бок, хохоча от вожделения гибели косули. Ее страсть к охоте застала его врасплох, и в этот момент его собственное вожделение к ней усилилось. В голове пронеслась дикая мысль: если удастся отбить Христиану от остальных, можно увлечь ее на поляну и уложить на одеяло, где он медленно разденет ее и накроет ее дрожащее тело собственным. Может ли быть лучший момент, дабы утолить их вожделения? – гадал он.

Эти мысли отвлекли его внимание от охоты всего на несколько секунд, но достаточно надолго, чтобы его конь вдруг резко шарахнулся от ощетинившейся травой кочки без видимой на то причины. Когда над полем разнеслись победные крики и истошный вопль пронзенного копьем и издыхающего животного, нога Блэкстоуна выскочила из стремени, его вес сместился, и попытка ухватиться за гриву лошади не спасла его от кульбита в пространство. Казалось, пролетела уйма времени, прежде чем он ударился о землю, ринувшуюся ему навстречу, но когда это произошло, из него вышибло дух будто исполинским молотом.

Он слышал удаляющийся топот копыт, их трепетная дрожь передавалась от земли его хребту. Ричард Блэкстоун был способен чувствовать звук труб и барабанов; наверное, именно так было, когда его брат умер в своем беззвучном мире, думал Томас, оглушенно лежа и слыша в ушах лишь биение собственной крови. Застонав, он приподнялся.

Выжлятники едва сдерживали собак, когда один из загонщиков перерезал косуле горло и кровь брызнула фонтаном от ударов умирающего сердца. Копье де Витри выдернули из туши, и слуги принялись свежевать животное, даже не дожидаясь, когда кончина заставит его взгляд остекленеть. Им отдадут сердце и печень в качестве специального рождественского угощения, а легкие достанутся собакам, когда охота вернется домой. К моменту, когда Блэкстоун мысленно отметил все это, один из слуг поймал его коня, и внимание группы обратилось туда, где он, пошатываясь, поднимался на ноги. Смех обрушился на него, как град стрел, летящих через луг.

Он увидел, что один из оруженосцев держит его коня, а потом жесты д’Аркура, указывающие, что Христиана должна отвести коня обратно к Томасу. Люди явно решили, что Блэкстоун заслуживает дополнительного унижения тем, что коня ему вернет женщина.

Когда она приблизилась, он глупо улыбнулся, а потом и расхохотался, когда она резко осадила коня. Христиана так насупилась, что пар дыхания вырывался из ее ноздрей струями.

– Думаешь, это смешно? – сердито спросила она.

– Ты выглядишь так свирепо, Христиана, будто фырчащий дьявол, – отозвался он. – А чего такого? Ты разве не присоединишься к остальным, осмеивающим мое злоключение?

Она швырнула ему поводья.

– Может ли мое смущение быть пуще? Нынче утром тебе задал взбучку граф де Витри, а теперь ты свалился со смирной ездовой лошадки? Эти люди смеются над тобой, Томас. Ты больше не английский крестьянин; ты в компании людей высокопоставленных. Верховая езда – самое ничтожное из умений, которые от тебя требуются.

Приняв поводья, Блэкстоун придержал коня, обращаясь к ней таким тоном, будто уже стал ее господином и мужем.

– Не веди себя как дитя. Я превзошел де Витри. Эти бароны – искусные лицемеры, Христиана. Они пытаются усидеть на двух стульях, и однажды либо мой король, либо твой заставят их расплатиться. Они кишащее гадючье кодло, и я не поверю ни одному из них. Это люди твоего племени?

– Я единственная дочь у отца, он верно служит своему господину и отправил меня сюда под призрение!

– Это не делает тебя одной из них! Ты смущена или пристыжена? Это не одно и то же.

Его вызов озадачил Христиану, только усугубив ее гнев. Развернув коня, она поехала обратно к дожидавшемуся ее охотничьему отряду. Блэкстоун вскарабкался в седло, более всего на свете желая оказаться среди своих. Далеко ли отсюда до Кале? – ломал он голову.

День шел на убыль, осталась всего пара часов, прежде чем солнце скроется за вершинами деревьев. Ясное небо сулило великолепный день для соколиной охоты, но птиц никто не взял: единственной целью сегодняшней охоты была добыча дичи, прежде всего вепрятины для рождественского стола. Блэкстоун слонялся с женщинами, некоторые из которых начали жаловаться на холод, как только лучи света стали прозрачнее, унося даже свое мизерное тепло. Теперь они пробирались по лесу, чувства Томаса обострились, и он не терял бдительности ни на миг, спокойно направляя коня среди деревьев и вспоминая иной лес за рекой у Бланштака, когда он вызволил Христиану от богемских солдат. В лесу спрятаться проще простого; если человек не движется, заметить его почти невозможно. Деревья маскируют даже медленные движения, и теперь он страшился, что из чащобы могут выскочить тати и стащить его с коня. Тогда его подопечные будут беззащитны и он не исполнит свой долг. Поворачивая коня туда-сюда между деревьями, он то и дело ловил взглядом яркие вспышки цветных одеяний женщин и тени пажей, усердно следовавших за ними. Болтовня женщин еще доносилась, так что пока его взор обшаривал лес дерево за деревом, ярд за ярдом, проникая вглубь, уши его определяли их местонахождение.

Отдаленные голоса мужчин, перекликавшихся между собой, были приглушены деревьями. Очевидно, они разделились и теперь криками сообщали, кто где. Анри Ливе заблудился, и когда он крикнул, Блэкстоун расслышал далекий голос, напоминавший Ги де Рюймона, сообщавший, куда ехать. Потом снова воцарилась тишина, оставив лишь хруст подлеска под копытами лошади и перекличку птиц, устраивающихся на ночлег.

Они миновали полянки – островки среди деревьев, где некогда устраивали привал лесники. Там, где не паслись олени, землю устилал пышный ковер папоротников. Поляны понемногу захватывали ежевичники и озаряло угасающее солнце, но Блэкстоун не углядел ни каких следов жизни, ни холодных углей давних костров, а если кто-то и обитает в этой части леса, он бы непременно устроил бивак здесь, где солнце сулит тепло, а папоротники – мягкую постель. И когда он уже поворачивал коня на поляну, тишину прорезал крик под визг и лай собак, почти тотчас же оборвавшийся. Женщины поспешно осадили своих напуганных лошадей, и их тревожные крики примолкли, как только мужские крики усилились. Отдаленные мужские голоса перекликались, отчаянно отыскивая источник пугающих звуков.