Дэвид Гилман - Бог войны

– Я слышу тебя, Уильям, – подтвердил он, принимая протянутую руку, чтобы подняться.

Блэкстоун уже был на ногах, изготовившись на случай очередного нападения. Де Фосса вполне мог продолжить с того места, где остановил друга, и продолжить покушение.

– Вы деретесь как пес, натасканный на медведя, господин Томас, – поглядел де Фосса на Томаса.

– Я дворняга по рождению и воспитанию, мой господин, – ответил Блэкстоун.

Но прежде чем кто успел проронить еще хоть слово, на пороге показался Жан д’Аркур.

– Что сие такое? Ты нападаешь на моих гостей, Томас? – изрек он, прекрасно зная, что произошло, увидев все сверху.

– Прошу прощения, господин, – отозвался Блэкстоун. – Граф жаждал поучить меня, а я застал его врасплох приемами плебейской драки. Я пытался показать ему, как дерутся в кабаке.

– Так ли оно было, Луи? – поглядел д’Аркур на де Витри.

Схватка утолила гнев молодого графа, но он все-таки немного промешкал с ответом.

– Он растолковал не столь внятно, как вчера вечером, Жан.

– Ты утверждаешь, что он лжет?

Де Витри тряхнул головой.

– Я намеревался задать ему взбучку за его оскорбительные высказывания. Похоже, за месяцы пребывания здесь ты его многому обучил. Полагаю, будь он вооружен, то мог бы и убить меня. Вина за происшедшее на мне, и только на мне. Блэкстоун уклоняется от истины, дабы избавить меня от унижения. – Он склонил голову в знак благодарности Томасу. – Мое уничижение – ничто по сравнению с тем, что сносит моя страна, господин Блэкстоун, но я не нуждаюсь в том, чтобы подобные вам щадили мои чувства. – Он отвернулся, отряхивая грязь со своей туники, а потом обернулся обратно. – Ах да, на случай, буде мы схватимся снова, я прикончу вас прежде, чем вы получите возможность причинить мне вред. А теперь, Жан, прошу прощения, я должен переодеться, если мы отправляемся на охоту.

Уильям де Фосса дождался, когда тот окажется за пределами слышимости. Его темная борода раздвинулась в улыбке.

– Вы свирепый ублюдок, Томас Блэкстоун. Когда ваша нога станет покрепче, я дважды подумаю, прежде чем бросать вам вызов. – Потянув носом холодную утреннюю сырость в рот, он выплюнул сопли. – Граф де Витри – добрый фехтовальщик, и тебе нужно побольше практики, парень, – с этими словами он обернулся к д’Аркуру. – Жан, мы все рискуем, пребывая здесь с этим самопровозглашенным дворнягой. Молись, чтобы Луи не проговорился королевским наушникам. Будет жаль сдавать его, когда он продвинулся настолько далеко. – Он положил ладонь д’Аркуру на плечо. – Ну, яйца у меня уже заледенели, не перейти ли нам к окаянной охоте, чтобы подстрелить себе вепря?

Гончие белой масти и двое мастифов выглядывали из своих деревянных клеток в задке телеги, громыхавшей по лесной тропе. Их мокрые носы втягивали воздух, но ни одна еще не заскулила, почуяв запах вепря. Эти гончие натасканы выслеживать и загонять вепрей; они зрелые, бывалые ищейки, пережившие уйму стычек с этим опаснейшим из лесных зверей. Многие глупые молодые псы пытались атаковать вепря, своими клыками способного вспороть брюхо коню. Как только гончие загонят секача и тот окажется в безвыходном положении, спустят мастифов. Своим огромным весом они смогут сдержать силу мышц кабана, а затем их челюсти сомкнутся на его ушах и шее. И лишь когда зверь смирится, копье пронзит ему сердце. Бывают исключения, когда убивают не с безопасного удаления на длину копья, ибо если вепрь не слишком велик, отважный охотник может подступиться к нему и вонзить нож в глотку. Но д’Аркур ожидал, что лишится собак, если удастся сыскать того самого вепря, который ему нужен, – матерого, травленого секача, украшенного шрамами от копий и стрел, и за все годы, что он рыщет по лесам, никто не осмелился ринуться в чащу за ним следом. Отец д’Аркура однажды едва не прикончил его, но клыки этого вепря, острые как бритва, торчат из его нижней челюсти на добрых дюжину дюймов. У д’Аркура на глазах этот громадный вепрь разодрал собаку и человека, ринувшись в атаку из кустов. В тот день, когда загнанный в угол зверь дал бой, отец Жана лишился трех псов и слуги. Этот секач стал легендой, и когда его видели в последний раз, лесники д’Аркура бросились удирать что есть духу. Преувеличивать размеры и вес зверя даже не требуется. Чтобы убить его, одного человека мало, надо насадить его на копья быстро, вознося молитвы, чтобы ни один из коней не упал. Именно это предвкушение противоборства с достойным противником и гнало мужчин вперед в нетерпении, оставив женщин и их свиты далеко позади.

Восседая на лошадях, по-мужски раздвинув ноги, женщины ехали в сопровождении рыцарских пажей, а оруженосцы уехали вперед вместе со своими господами, вооруженными копьями. Хотя утренний туман цепко льнул к вершинам деревьев, в ближайший час или около того он растает, и как только они достаточно углубятся в лес, лучи солнца позволят им следовать за собаками и псарями. Вилланы д’Аркура, высматривавшие следы месяцами, доложили, что борозды, пропаханные рылом громадного вепря, находятся в одном районе. Все пребывали в приподнятом настроении. Женщины смеялись и щебетали.

– Будет безупречное Рождество! – воскликнула Бланш д’Аркур, когда лошади сорвались в легкий галоп. – Может ли быть лучший пир, чем с диким кабаном на вертеле и его головой на столе!

После конфликта с де Витри Жан д’Аркур устроил своему ученику головомойку.

– Ты позволил ему пробить твою защиту. Ты думал слишком много. Убийство мечом должно быть таким же инстинктивным, как использование твоего боевого лука. Твой глаз и мозг говорят тебе, когда отпустить стрелу. Один неотделим от другого. Все настроено на один лад – сердце, разум и глаз. Инстинктивно – каждая твоя окаянная жилка. Я не позволю тебе подвести меня, юноша. Я сам пойду на тебя с мечом и отлуплю тебя им.

Блэкстоун выслушал нагоняй молча. Жан д’Аркур казался задумчивым, словно терзался над каким-то решением. Его взгляд неотступно следовал за измазанной грязью фигурой Луи де Витри, направившегося в замок сменить платье.

– Ладно, давай поглядим, можем ли мы заставить твои мозги работать так же хорошо, как твоя десница. Пошли со мной.

Жан д’Аркур вошел в библиотеку. Собаки трусили за ним по пятам. Щелкнув пальцами, их хозяин сделал повелительный жест, и они быстро устроились перед огнем, взглядами ловя каждое его движение. Библиотека принадлежала его отцу, но его собственное воспитание и познания означали, что он сам много часов корпел под неусыпным попечением монаха, чьи поломанные ногти с черными каемками грязи и вонючая сутана навсегда отпечатались в его памяти, равно как и уроки вкупе с побоями с попустительства отца. Отец настаивал, чтобы он получил более глубокое образование, нежели потребно оруженосцу, прежде чем тот начнет отбывать многолетнюю службу, чтобы стать рыцарем.