Дэвид Гилман - Бог войны

Пределов влияния д’Аркура они достигли на пятый день. Деревенские лачуги раскорячились в грязи, как жирные свиньи. Куры что-то выклевывали из грязи, дворняга заскулила от свирепого пинка крестьянина. Когда они проезжали по главной улице, за ними следовали испуганные, но озлобленные взоры ввалившихся глаз крестьян. Кособокие хибары расположились на прогалине в лесу, так что Блэкстоун даже приблизительно не мог предположить, сколько человек живет в деревне Кристоф-ла-Кампань.

На пажитях не было ни единой овцы. Их зарезали месяц назад и, скорее всего, уже съели, а любые остатки баранины засолили на грядущие темные дни. Томас не заметил никаких признаков деятельности. Вероятно, озимый сев ячменя уже закончился, а груды репы рядом с хибарами служили доказательством, что прокормление на зиму уже собрано.

В воздухе тянуло горьковатым запахом горна – значит, где-то здесь трудится кузнец, хоть и не слышно звона молота о металл, выдающего местонахождение кузни. Подтаявший ночной иней до сих пор сочился капелью с набрякших влагой кровель: домишки таились в тени низины, недосягаемой для лучей низкого солнца. Дым цеплялся за тростниковые кровли, как шелк за терновый куст.

Это поселение ничем не отличалось от всех прочих, которые Блэкстоун и конные лучники спалили дотла по пути к Кану.

– Сколько здесь живет людей? – обернулся он к одному из сопровождающих.

– Никто не ведает. Они плодятся, как блохи на собачьей спине, – отозвался тот, сплюнув в грязь.

– Покровительствует ли им ваш господин? – поинтересовался Томас. – Входят ли они в имение?

– Не ведаю, мой господин, иные из сих весей в нашем ведении, аббатств поблизости нет, нет и других поместий. Может, сброд мессира д’Аркура, может, чей-то еще. Нам тут останавливаться не след. Они ненавидят англичан, и их тут довольно, дабы учинить беду.

– Думаешь, они подымут шум и гам против меня?

– Сбежится толпа и попотчует нас дерьмом. Они будто окаянные твари ночные, выскакивающие невесть откудова. А крестьянин с секачом может отрубить коннику ногу так же запросто, как любой треклятый английский латник, прошу у вас прощения, мессир.

Блэкстоун пропустил издевку мимо ушей. Будь дело в Англии, Томас уж знал бы, к какому имению принадлежит какая деревня. Ярмарки графства и пиршественные дни сводят селян вместе, и они обмениваются новостями и пересудами от деревни к деревне. Здесь же эти вилланы живут в сумраке леса, предоставленные сами себе и, наверное, совокупляющиеся с собственными родственниками, и смотрят на любого чужака косо.

Блэкстоун направил коня к околице.

– Вы должны разузнать об этих людях. Они должны знать вас и кому вы служите. Однажды они могут понадобиться вашему господину. Они могут понадобиться вашему королю. – И, подумал Томас про себя, ему тоже, если путь приведет его сюда снова.

– Так точно, ваш-милость, мы видим, как полезны могут быть подобные, коли будет объявлен arrière ban [25] Призыв ополчения вассалов ( фр .). . Заместо мишеней для ваших стрел и подстилок для копыт коней наших рыцарей. И таранов, дабы прошибить вашу стену щитов. – Он снова сплюнул. – Пользы как в борделе от монахини в поясе целомудрия.

Блэкстоун придержал коня рядом со строением, казавшимся крепче других.

– Чуешь?

– Выгребная яма.

– Нет, еда, – с этими словами Томас собрался спешиться.

– Не ходите туда, – предостерег один из воинов. – Этим ублюдкам не по душе любые чужаки, откудова бы те ни были.

– Я не причиню вреда, – ответил Блэкстоун, когда воины повернулись в седлах, обратив взоры на него.

– Со времени разгрома под Креси даже королевским людям грозит опасность. Они думают, что мы драпаем от англичан, – поведал ему другой.

– Под Креси я трусости не видел. Я не видел никого отважнее тех, кто шел против нас, – стоял на своем Томас.

– Господин Томас, попробуйте речь сию этой братии.

Солдаты были явно единодушны в желании удалиться отсюда.

– Крестьян донимают недуги, даже воздух, коим они дышат, может быть смертоносен, – подхватил другой.

Мёлон подъехал ближе к Блэкстоуну.

– Сие неразумно, и мы не можем выставить дозор в столь большой деревне. Пора возвращаться. Мы уже миновали полпути, чаю.

Но Томас уже спрыгнул с седла.

– Господин Томас! А ежели беда?

– Нассать на них! – рассмеялся Блэкстоун, проговорив это по-английски, чувствуя всплеск радости от матерщины на родном языке, и, снова перейдя на французский, приказал: – Ждите меня.

Не успел кто-либо и слова молвить, как он уже шагал через загон для скота, где от тел волов в холодный воздух поднимался парок. Несмотря на смрад животных и помоек, он различал ароматы стряпни. Прочавкав через двор, он увидел дымок, вьющийся над вентиляционным отверстием в верхнем этаже амбара. Поплотнее закутавшись в плащ, который дала ему Христиана, начал одолевать деревянные ступени приставной лестницы по одной, толкая себя вверх силой правой ноги. Когда он добрался до верха лестницы, от усилия пот сбегал ручейками вдоль хребта. Толкнув дощатую дверь, он заглянул во мрак чердака. Потребовалось лишь мгновение, чтобы движение внутри уведомило его, что с полдюжины мужчин и женщин сидят, скорчившись, вокруг огня и подвешенного над ним закопченного горшка. Подобное он не раз видел в родном селе в Англии. Совместная трапеза над хлевом посреди зимы. Место, где вилланы и вольные селяне могут потолковать о жадности аббата, о зверствах констебля и ненавистной десятине помещика. В своем убогом житье они не знали ничего, кроме своих весей или графств, и обычно разговор вертелся вокруг сломанного плуга, охромевших волов, неспособных проложить борозду, или о том, на какую глубину надо сеять в этом году озимый ячмень, не уродившийся в прошлый раз. Суровая погода – либо воля Господня, дабы они молились усерднее, либо дьяволово проклятье за чьи-то проступки, пьянство или прелюбодеяние. Это пристанище, укрывающее от глаз и ушей управляющего поместьем или старосты.

Появление Блэкстоуна напугало крепостных – мужчин и женщин, собиравших навоз, рубивших дрова и подметавших дворы. Даже дворовая челядь занимает более высокое положение, чем эти люди, отмахивающие что ни день многие мили до поместья ради своей черной работы в уповании, что на них не нападут разбойники, лишив и тех крох, что остаются у них после уплаты непомерных десятин и пошлин.

Сгрудившиеся люди подскочили на ноги, потупив взоры, женщины преклонили колени, а мужчины поклонились, поспешно облизывая капли похлебки с губ. Томасу внезапно стало не по себе из-за вторжения. Но он уже вошел и теперь не знал, куда себя деть. Некоторые бросали опасливые взгляды на его изукрашенное шрамами лицо, считая увечье каиновой печатью. Над селянином вечным сумраком нависает предостережение священника, подкрепленное рассказами о возмездии, что надо отдавать матери-церкви больше. Блэкстоун понял, что если повернется, не обмолвившись ни словом, это поселит в сердцах этих людей страх, что их недобрые высказывания о своих господах были подслушаны.