Дэвид Гилман - Бог войны

– Я учуял запах харчей, – неловко проговорил он. – Давненько я не едал похлебки.

Богачи питаются мясом, а силу для сражения или тяжких дневных трудов дает ячмень, и Блэкстоун стосковался по нему с той поры, как начал поправляться в тесном мирке замковых покоев и коридоров. Он ступил ближе к горшку.

– Что здесь? Горох и ячмень?

Одна из женщин ступила вперед, по-прежнему пряча глаза.

– Да, господин.

Ее почтительность застала его врасплох, усугубив неуют оттого, что к нему относятся как к человеку высшего ранга. До него внезапно дошло, насколько отличаются его одеяния от лохмотьев этих чумазых селян, перемазанных присохшей грязью и навозом.

– Можно ли отведать?

Вопрос породил немедленную реакцию. Страх был написан на их лицах.

– Господин, у нас нет ничего такого, чего иметь нам не надлежит, – пролепетала женщина. – Убогий пирог из свиных потрохов и овощи, каковые нам дозволены.

– Не бойтесь, я здесь не за тем, чтобы поймать вас. Коли вы добыли силками господского кролика или выловили рыбу из его реки, мне нет до того дела, – проговорил он. Медленно протянул руку и взял деревянную ложку из руки женщины, почти физически ощутив, как ее трясет.

– Господин, негоже. Она касалась моих губ, – мямлила она, упрямо не выпуская ложку из рук.

Увидев трепет замешательства на их лицах, он все-таки отобрал у нее ложку и погрузил в кипящее варево, выгребая разваренные зерна.

– Женщина, я вовсе не владыка поместья, я простолюдин, возвышенный дланью моего принца.

Когда он поднес ложку к губам и подул, чтобы остудить, один из мужчин осмелился заговорить:

– Тогда вы больше не простолюдин, господин.

Рука Блэкстоуна дрогнула. Неужто это правда? Прикосновение к смерти исхитило его из скромного прошлого и швырнуло в иной мир. Похлебка застряла в горле комом. Постучав ложкой о край горшка, чтобы отряхнуть остатки, он вернул ее женщине. Смрад животных и людей, смешиваясь с едким дымом, ел глаза и льнул к одежде, как его прошлое.

– В сердце человек остается прежним, – молвил он.

Двое из мужчин настороженно зашаркали к нему, загородив дверь.

– У вас нездешний акцент, господин. Вы из Парижа? Один из королевских людей?

Настроение внезапно переменилось. Блэкстоун и не заметил, когда в воздухе повисла угроза.

– Нет. Я гость графа Жана д’Аркура, – быстро проговорил он и увидел, что имя д’Аркура заставило их остановиться.

– Латник, господин? Под Креси? Там вы получили эту рану? – спросил другой.

Но не успел кто-либо еще обратиться к нему с дерзким вопросом, как у двери показался один из телохранителей.

– Вам лучше выйти и поглядеть. Зреет беда, – сказал он, сжимая в руке короткую боевую секиру. Люди расступились, давая Блэкстоуну пройти. Выйдя, он увидел, что его стражи собрались теснее, прикрывая собой человека, распростершегося в грязи, а вокруг собирается недовольно ропщущая толпа.

– Кто это, черт возьми? – вопросил Блэкстоун, первым спускаясь по лестнице, пока телохранитель прикрывал ему спину.

– Оруженосец или кто-то навроде. Мы не могли разглядеть платья, потому как оно в грязи и крови, но он не крестьянин, это уж наверняка, – сказал телохранитель. Выразить свое изумление Томас не успел. – Когда спустимся с лестницы, ступайте через загоны и примите вправо, – велел телохранитель.

Блэкстоун протиснулся мимо нескольких напуганных животных, выбравшись на главную улицу деревни с глубокими колеями, еще похрустывающими утренним ледком. Теперь, внимательно посмотрев в сторону колыхания теней на околице, он разглядел висельника с перемазанным телом цвета охры, только вот его волосы и тунику перепачкала не грязь, а проломленный череп и полусодранное лицо, залившие его тело кровью.

Перевел взгляд на человека, недвижно простертого в грязи.

– Он жив?

– Почти. Побит так, что едва душа в теле держится, – ответил телохранитель.

– Подымите его на коня, – сказал Блэкстоун, берясь за луку и карабкаясь в седло. Нога все еще не могла удержать его вес, когда согнутой стояла в стремени.

– Взять его? – с сомнением переспросил солдат.

– Да. Живо! – приказ Томаса прозвучал достаточно властно, чтобы солдат повиновался без дальнейших экивоков. Собравшаяся вокруг всадников толпа роптала все явственнее; уже зазвучали проклятия и угрозы в полный голос. Пока Блэкстоун и двое других с помощью коней сдерживали толпу, не давая подступиться ближе, двое оставшихся взвалили беспамятного на холку коня, и, как только все были в седлах, Томас велел всем пустить коней вскачь, пока они не поднялись на бугор среди пастбища в миле от деревни и не увидели никаких признаков погони.

Уложив незнакомца на землю, окропили его потрескавшиеся губы водой.

Когда Блэкстоун пытался утереть хоть часть грязи с его лица, его ладонь отвела волосы со лба.

– Поглядите-ка! – воскликнул Томас. На лбу избитого красовалось клеймо лилии, еще не зажившее от прикосновения раскаленного тавра.

Мёлон наклонился.

– Он француз? – поинтересовался Блэкстоун.

– Не ведаю. Может, гасконец, – ответил Мёлон. Гасконцы с юго-запада верны английскому королю. – Коли эти селяне ловят человека, коего считают татем или лазутчиком наемников, то клеймят его.

Томас смахнул часть грязи с туники лежащего. Веки раненого затрепетали, а затем он воззрился на них, как лис, вытащенный из норы.

– Англичане? – прошептал он отчаянно, едва слышно.

– Да, – ответил Блэкстоун, уже зная, что это цвета короля Эдуарда.

Тот с облегчением улыбнулся.

– Слава богу… ваше лицо со шрамом напугало меня до усрачки, – прошептал он, прежде чем снова впасть в беспамятство.

Томас отдал свой плащ, чтобы согреть несчастного, пока солдаты рубили молодые деревца и окоряли их, чтобы свить волокушу и неспешно доставить его домой.

– Мессир д’Аркур выпорет меня за то, что я доставил в его стены врага, – простонал Мёлон на подъезде к замку.

– Нет, не выпорет, – возразил Блэкстоун, – он уже дал прибежище одному.

Им оставалось не более дневного перехода до замка, когда появились всадники. Один из солдат эскорта заметил полдюжины человек, пересекших открытый луг, прежде чем скрыться в зарослях.

– Они будут дальше по дороге, за слепым поворотом, – предположил один из солдат. – Я видал не меньше шестерых, и отличительных цветов на них не было. Надо быть, бандиты. Вот говно, скверное дело. Их больше нашего, а они свирепые ублюдки.

Повернувшись в седле, Мёлон взглядом поискал путь к бегству.

– Бросим волокушу и ходу вверх по холму и через лес.

– Мы его не покинем, – отрезал Томас.

Мёлон подогнал коня ближе к Блэкстоуну.

– Послушайте, мессир Томас, нынче не время геройствовать, – непочтительно изрек он. – Эти дикие ублюдки в большинстве шесть к четырем.