Трейси Шевалье - Тонкая нить [Литрес]

Это была та самая памятная надпись звонаря, о которой говорил ей Артур.

Наконец служба закончилась, вышивальщицы встали и принялись болтать о том о сем, а Вайолет подошла и, придерживаясь рукой за стену, стала разглядывать надпись поближе. Этот Гэри Коппар был не очень силен в орфографии, зато в соборе ему удалось прочно занять свое место. Возможно, ему хотелось, чтобы его присутствие в храме оказалось не столь мимолетным, как колокольные звоны.

На той же стене были и другие имена: Джон Роуз, Уильям Стемп. Хотя они не обозначили себя как звонари. И вдруг мороз пробежал у нее по спине. Рядышком были вырезаны два имени: Джордж Бат и Томас Бат. Джордж и Томас – имена ее братьев. Интересно, смогли ли братья Бат дожить до старости, или какое-нибудь бедствие унесло их еще молодыми – война, чума или голод? К горлу Вайолет подступил комок.

Но тут, призывая к вниманию, несколько раз хлопнула в ладоши мисс Песел.

– Дорогие дамы, у нас тут так много подушечек, что разложить их все по местам не так-то просто, требуется ваша помощь. Пусть каждая из вас возьмет одну или две и положит на сиденье. Прошу вас.

Ее предложение было встречено с энтузиазмом. Все ринулись к алтарю, каждой вышивальщице, конечно, хотелось найти вышитую собственными руками, и в пресбитерии воцарилась необычная для церкви веселая атмосфера – вечеринка, да и только. Вайолет тоже пошла искать свою подушечку, она была рада поскорее забыть о братьях Бат, ей повезло, она довольно быстро нашла ее среди множества других, разбросанных там и сям. Она огляделась. На большей части стульев подушечки уже лежали, но вот сиденье прямо под надписью Гэри Коппара было еще пусто. Она положила туда свою подушечку и коснулась пальцами инициалов. «В. С.» Это ее знак.

Тут к ней подошла Джильда, а с ней Дороти Джордан. Дороти кивнула, глядя на инициалы Вайолет.

– Dulcius ex asperis, – тихо проговорила она. – «После трудностей радость».

– Пойдете с нами в кафе Одри? – спросила Джильда.

– Боюсь, мне надо возвращаться на работу, – ответила Вайолет. – Нам и так повезло, что отпустили.

Обычно Джильда всегда пыталась уговорить Вайолет, мол, без чашки чая и жизнь не жизнь. Но теперь она просто кивнула и взяла под руку Дороти.

– Ладно, тогда пока. Встретимся через неделю.

Вайолет отыскала Морин, чтобы вместе идти на работу, та смотрела на нее неодобрительно. Но хмурилась она недолго, не успели они пересечь внешний дворик, как Морин заглянула Вайолет в лицо.

– Вы поосторожней с этими двумя, – предостерегающе прошептала она.

Впереди, довольно далеко, шагали Джильда с Дороти, и Джильда все еще держала подругу под руку.

– Вы же не хотите, чтобы про вас говорили, что вы с ними одного поля ягоды.

Вайолет вздрогнула. Как бы ни была сомнительна дружба между Джильдой и Дороти, она не позволит этой девице учить ее.

– Ты говоришь прямо как Олив, – обронила Вайолет. – Тебе это не идет.

Весь остальной путь до офиса они не проронили ни слова.

Гостиная миссис Харви уже много месяцев не видела такого количества народа. Возле камина расположились Марджори с Эдвардом и Том с Эвелин. Прихлебывая рождественский эгг-ног [17] Эгг-ног – традиционный рождественский коктейль из взбитых яиц, молока, сахара и рома, виски или бренди со специями. , взрослые лакомились имбирным кексом, который по этому случаю испекла Вайолет. Детишкам разрешили не спать допоздна, и они то предавались истерическому восторгу, то, казалось, падали от усталости.

– Ничего, завтра выспятся, – заявила Эвелин, сидя в кресле подальше от огня и обмахиваясь одним из журналов миссис Харви. – Слава богу, вставать рано не обязательно, успеют посмотреть, какие подарки им положил в чулки Санта-Клаус.

Беременность сделала ее неповоротливой, бедра раздались, живот увеличился настолько, что Эвелин едва втиснулась в кресло и сидела в нем, как пробка в бутылке. Вытянув перед собой ноги, она то и дело вздыхала, лодыжки ее распухли, а вокруг глаз были темные круги. Эвелин всегда гордилась своей способностью в любой ситуации оставаться невозмутимой, при двух первых беременностях ей всегда удавалось держаться опрятной и сдержанной. Эта беременность, однако, развивалась совсем иначе, и Вайолет застала Эвелин, когда она была похожа на королеву, безумными, растерянными глазами взирающую на своих подданных, которые, непонятно почему, вдруг утратили покорность. Вайолет любила свою невестку, но теперь втайне забавлялась тем, что та утратила прежнюю власть. Дети тоже чувствовали растерянность матери и пользовались этим. Эдвард стал не в меру криклив, а Марджори нарочно искоса стреляла на всех глазками, и, глядя на нее, Вайолет едва удерживалась от смеха.

– Осталось всего четыре недели, ты не ошибаешься? – спросила она, предлагая невестке еще кекса.

От второй порции Эвелин обычно отказывалась, ссылаясь на необходимость беречь фигуру. Но теперь с удовольствием взяла кусочек.

– Подлить тебе эгг-нога? – спросила Вайолет.

– Спасибо, лучше не надо, а то я в церкви засну.

– А мама у нас храпит! – крикнул Эдвард.

– Да, храпит! – подтвердила Марджори, ковыряя пальцем клетку, где порхали волнистые попугайчики.

– Ну-ну, оставьте маму в покое, – вмешался Том, он тоже, кажется, несколько утомился.

Приоткрылась дверь, и в щель просунулась голова хозяйки.

– Береги свои пальчики, юная леди, – сказала она. – Эти птички больно щипаются.

Марджори сразу отдернула руку.

– Все хорошо, все довольны?

– Да, миссис Харви.

– Может, подбросить еще угольку?

– Нет, спасибо, мы скоро уходим в собор.

Вайолет и так уже переплатила за уголь, чтобы в комнате было теплее.

– Лучше отправиться пораньше. На всенощной всегда много народу. Даже больше, чем на Рождественской заутрене. Люди любят пораньше отстоять на службе, чтобы на следующий день быть свободными.

– А вы пойдете?

– Я? Нет! – ответила миссис Харви чуть ли не возмущенно. – Я никогда не выхожу из дома после девяти вечера. Это же неприлично. Но для вас, конечно, тут ничего такого нет… в конце концов, вы же идете не куда-нибудь, а в церковь. Но порядочная дама на улице вечером одна – это нехорошо.

Вайолет сразу вспомнила, сколько раз в этом году она бывала вне дома после девяти: на чашке чая у Джильды, в соборе или в кино. После переезда в Уинчестер с «шеррименами» было покончено – городок маленький, все у всех на виду, да и хозяйка небось следит за ней пуще самой матери.

– Если хотите, пойдемте вместе с нами, – скрепя сердце предложила она.

Том тоже кивнул.

– Нет-нет, идите без меня. А мне надо еще упаковать для внучат подарки.

На Рождество миссис Харви собиралась навестить свою дочь.