Трейси Шевалье - Тонкая нить [Литрес]

Вайолет успела дойти до ресторана «Старый базар», как ее догнал Артур.

– Вайолет! – позвал он ее.

Она продолжала идти, хотя понимала, что это выглядит неучтиво и по-ребячески глупо.

Артур взял ее за руку:

– Прошу вас…

Вайолет отдернула руку.

– Я действительно очень спешу, – сказала она.

Ну да, она спешит в свою постылую комнату, к своим хлебцам с бобами.

Артур шагнул вперед и встал перед ней, и ей пришлось остановиться, обе руки он положил ей на плечи.

– Ну прошу вас, дорогая моя, – сказал он.

Эти быстро сказанные слова пригвоздили ее к месту, но она все еще не могла поднять на него глаза. Тогда Артур взял ее за локоть и повел туда, где было потише, где можно было побыть наедине. У него был зонтик, он укрыл от дождя и ее тоже, и они словно оказались вдвоем в своем уютном мирке.

– Почему вы ушли от нас? – спросил Артур, тревожно вглядываясь в ее лицо в тусклом свете далекого уличного фонаря.

Вайолет вздохнула, и этот вздох словно проторил дорожку для слов, поначалу они сочились робко, но потом полились все быстрее и быстрее, как вода родника, на пути которого устранили преграду, и он радостно побежал к реке и вместе с ее водами начал свой путь к морю.

О нем и Луизе Песел она не говорила, слишком больная тема.

– Я очень устала, – говорила Вайолет. – Если бы вы знали, как я устала. С шестнадцатого года я не чувствую ничего, кроме усталости. Сначала погиб Джордж, потом Лоренс. После этого я жила словно в какой-то глубокой, темной норе и все никак не могла из нее выбраться. Я жила как сомнамбула, была в полном сознании, но не могла ничего ни сказать, ни сделать, не могла жить собственной жизнью… прийти в себя. Когда был жив отец, он еще как-то поддерживал меня, но когда я осталась одна с матерью, все изменилось.

Артур молча слушал, старательно держа зонтик над их головами.

– После смерти отца мне становилось все хуже и хуже, пока я не переехала сюда. И тут все повернулось к лучшему, не сразу, конечно, постепенно. Впервые я ясно почувствовала, что свободна, оказавшись с вами в звоннице. Именно тогда я ощутила, что прихожу наконец в себя, будто кончилась долгая зима и пришла весна. Или как это бывает в разгар весны, когда знаешь, что можно спокойно выйти на улицу без пальто и не нужно обхватывать себя руками от постоянного холода. Потому что теперь всегда будет тепло. Вот что я чувствовала, когда была с вами и слушала колокола.

– А как же ваши вышивальщицы и подушечки?

– Нет, это тоже меня поддерживает. Я благодарна им за то, что они дали мне средство оставить после себя в жизни хоть маленький след. И они ведь делают человеку приятное, заботятся о том, чтобы люди могли думать не только о боли и страданиях в жизни. И я рада, что тоже могу это делать. Женщин ведь с детства приучают этим заниматься – отдавать себя другим, делать жизнь других людей удобной и приятной, не важно, как мы чувствуем себя сами. Все время быть бескорыстным утомительно, это труд, и труд неблагодарный. Я бы хотела стать звонарем – подниматься вместе с другими на колокольню и хотя бы час ни о чем не думать, только слушать бой колоколов и своего колокола вместе со всеми. Для меня это было бы райское блаженство.

– А вы на велосипеде умеете ездить?

Вайолет удивленно посмотрела ему в лицо. С одной из спиц зонтика вода капала ему на щеку. Но Артур, похоже, этого не замечал.

– У меня нет здесь велосипеда. Он остался в Саутгемптоне.

– А вы можете доставить его сюда?

– Думаю, да.

– Отлично. Подождем месяцок-другой, когда станет тепло и дни будут длинные.

– Чего подождем?

Этот вопрос он пропустил мимо ушей.

– Я знаю, что вам сейчас нужно больше всего.

«Поцелуя, – подумала она. – Твоего объятия. Персеид с неба». Сердце ее сильно стучало.

Но Артур не поцеловал ее и даже не притронулся к ней. Зато повел в ресторан «Старый базар», заказал ей обед из трех блюд, яблочный пирог со сладким кремом и кофе со сливками. Вайолет уплела все и наконец наелась досыта.

В дом матери Вайолет обычно входила без стука. Но с тех пор как там поселилась Дороти, этот дом стал для нее еще более чужим, она больше не чувствовала себя вправе так поступать. И вот однажды в апреле, в ближайшее к ее дню рождения воскресенье, она постучала в дверь этого дома.

Через минуту ей открыла Дороти.

– С днем рождения, Вайолет! – сказала она и сделала шаг в сторону, чтобы впустить ее в дом.

В своей новой роли компаньонки Дороти совсем не переменилась: все те же вьющиеся, непричесанные волосы, так же косо висит подол платья, на губах блуждает все та же неопределенная улыбочка, а глаза смотрят куда-то Вайолет через плечо.

– Я испекла торт, – прибавила она.

Весенний день был довольно теплый, но миссис Спидуэлл сидела перед горящим камином. После инсульта прошло два месяца, и физически она вполне оправилась, однако дух ее был подавлен – это все из-за Дороти, догадалась Вайолет.

– Здравствуй, доченька, – произнесла она и подставила щеку для поцелуя. – С днем рождения тебя. Ты знаешь, Дороти испекла торт. Я говорила ей, что ты любишь бисквитный торт «Виктория», но она взяла и испекла «Лимонный дождь».

– Это вы любите «Викторию», – возразила Дороти, входя в комнату. – Но ведь день рождения не у вас. А Вайолет любит, чтобы торт был сладкий и чтобы начинка была.

Вайолет глянула на Дороти. Та пристально всматривалась куда-то в пространство прямо перед собой. А что, ведь она права.

– Вайолет, посиди со мной немножко, – сказала мать. – Дороти, прошу вас, поставьте перед уходом чайник, пожалуйста.

Просьба матери теперь звучала не властно, как прежде, а скорее нерешительно.

– А я еще никуда не ухожу. Но чайник конечно поставлю.

– Когда она рядом, мне надо быть осторожней в словах, – прошептала мисс Спидуэлл, когда Дороти вышла, – иначе она будет вредничать – она это может.

– Что-о? Как это?

– Берет и уходит из комнаты!

Вайолет громко рассмеялась.

– Не вижу ничего смешного, – возмущенно заявила миссис Спидуэлл. – Очень скверно, когда тебя игнорируют.

– Да, я знаю.

– Что ты хочешь этим сказать? Откуда ты знаешь, что мне приходится здесь терпеть? Она разговаривает со мной так, будто она старше меня!

Но тут раздался стук открывающейся двери, и послышался знакомый голос Тома.

– Я пришел! – прокричал он.

Вайолет сразу обратила внимание, что брат не чувствует необходимости стучать в дверь, зная, что в доме живет Дороти.

– С днем рождения тебя, сестренка! – громко поздравил он Вайолет, появляясь в дверях.

За его спиной виднелись лица его старших детишек. Том вручил Вайолет букет цветов.

– Здравствуй, мама, – сказал он и поцеловал мать.

– С днем рождения, тетя Вайолет! – Марджори с Эдвардом уже несколько раз повторили свои поздравления, прыгая вокруг нее, как собачки, которые не могут устоять на месте.