София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

— Да, приехал, — неохотно, но все-таки изволил ответствовать Платон Александрович. — Императрица приказала привезти брата в Петербург, выделив ему на дорогу десять тысяч золотых червонцев и триста рублев. Два дни назад Валериан появился перед государыней в кресле на колесах.

— Я видел его в кресле, оно весьма любопытно сконструировано, — сочувственно заметил Аркадий Морков. — Прежде я таковых не видел. Знать где-то в Швейцарии, али Австрии таковые срабатывают.

— Как его встретила государыня? — полюбопытствовал граф Воронцов.

Зубов бросив на него хмурый взгляд, с важностью поведал:

— Увидев его таковым беспомощным, государыня расплакалась. Она подарила ему дом на Миллионной улице, хозяином которого прежде был барон Бирон. Такожде подарила ему двадцать тысяч золотом и выделила ежегодную пенсию в тринадцать тысяч серебром. Собирается наградить чином генерал-поручика, орденами Андрея Первозванного и Святого Георгия и послать лечиться в Швейцарию.

Переглянувшись, все присутствующие поочередно изъявили свое сочувствие к увечному, и выразили согласие, что государыня весьма правильно вознаградила брата Платона, хотя думали, напротив, что незаслуженно много перепало, обесчещенному своими похождениями в Польше, брату фаворита государыни.

Записки императрицы:

Изведала, что «Марсельеза» есть походная песня, ставшая национальным гимном французов. Сказывают, во Франции обстановка стала спокойнее. Теперь тамо управляет Директория с пятью директорами, дабы обезопаситься от появления нового Робеспьера. И двух палатным парламентом, коий избирается по имущественному цензу.

Валериан Зубов весьма плох, мучается ногой. Платон Александрович сказывал, отец его занемог и причина, прежде всего, в Валериане.

Орденом Святого Георгия 3-ей степени награжден полковник Псковского драгунского полка граф Петр Александрович Толстой.

За отличную храбрость, оказанную против польских мятежников, удостоенны орденами Святого Георгия 4-ой степени командир батальона Муромского полка Николай Алексеевич Тучков и капитан, князь Иван Леонтьевич Шаховской.

Вошел без доклада вальяжной походкой, разряженный в кружева и лиловый бархат, Платон Зубов. После приветствий и короткого разговора, Храповицкий, раскланявшись, удалился.

— Как дела, друг мой? — спросила Екатерина, устремив на него приветливый взгляд. Выглядишь усталым…

Зубов тяжело вздохнул:

— Пришлось поработать нынче.

— В связи с чем?

— Как тебе известно, был на Совете касательно восстановления крепости Владикавказ.

— Весьма важное дело, милый мой! И каково ваше решение?

Но прежде, чем услышать его ответ, она предложила:

— Давай, милый мой, пройдем в яшмовую комнату. Мне там всегда легче думается и хорошо отдыхается.

Платон с удовольствием согласился: он любил сей кабинет, облицованный, веселящими глаз, яшмами разных цветов: и темно красного цвета с зелеными прожилками, и чередующимися узкими полосками красного и зеленого цветов.

Усевшись на диванчик, Екатерина, в который раз за много лет, оглядев комнату, сказала:

— Люблю и зеленый и красный цвет. Они, как будто успокаивают душу.

— Красота всегда радует.

Екатерина одарила его ласковым взглядом:

— Как оно может статься, чтоб красота не радовала, красавец мой?

Платон Александровиж, надменно улыбнушись, склонился над ее рукой. Екатерина привычно пригладила его черные кудри.

— Так каково же ваше решение? — вернулась к расспросам императрица.

Зубов, не мешкая, ответствовал:

— Отправляем войска, будем восстанавливать крепости.

— Браво, Платон Александрович, вы изволили принять отменное решение!

— Стараемся, тщимся на благо отечеству и нашей императрицы, Вашего Величества! Кстати, — Зубов чуть помешкав, с некоторым недоумением полюбопытствовал:

— Известно мне стало, Екатерина Алексеева, вы изволили приказать удалить со двора графа Федора Гавриловича Головина?

— А вы бы оного не желали, Платон Александрович? — спросила, спокойно взглянув ему в глаза, императрица.

Платон, закинув ногу за ногу, поправил шейный платок:

— Мы, вообще-то, приятельствуем, государыня-матушка. Я с ним в весьма знатных отношениях…

— Понимаю, Платон, но ничем помочь сему тщеславному, злоязычному, страстно все критикующему молодцу, не могу. Беспрестанные его вмешательства в чужие дела, споры, выяснения отношений раздражают людей и меня в том числе. Чего ради я должна сподобиться терпеть таковое в собственном дворе. Он видом сокол, а голосом ворона! Пусть поточит свой язык при Неаполитанском дворе, я посылаю его туда посланником на место скончавшегося Павла Мартыновича Скавронского. Сказать правду, от покойного было там мало пользы, вот пусть тамо граф Головкин и покажет свой острый ум в полной мере.

— Жаль! С ним мне всегда было весело.

— Неужто? — Екатерина поправила на рукаве кружева. — Я ведаю одно: с кем поведешься — от того и наберешься. Для чего тебе таковой приятель? Мне мнится, он играет веселость, ведь известно, что «тому тяжело, кто помнит зло». Кстати, можливо, вы не знаете, Платон Александрович, но не успел Павел Скавронский умереть, как твой приятель, Головкин, уже острил, что жена покойного, Екатерина Васильевна, вовсе не станет горевать, живо найдет себе другого, якобы, даже знает кого! Мыслимо ли таковое поведение, таковое злословие? В чужом глазу сучок видит, в своем — бревна не замечает. Ты, чаю, ведаешь: «коли пришла честь — сумей её снесть». Он ее не снес. А ведь приехал гол, как сокол. Я его с братьями приютила, пригрела. Но со стороны сего красавца благодарности не увидела ни на грош! Язык его, враг его!

Зубов смущенно пожал плечом.

— И что же, известно, кто новый поклонник Скавронской? — полюбопытствовал он.

— Я не ведаю. А вы, естьли вас оное занимает, можете у него узнать, — ответила со скрытым сарказмом Екатерина. — Кстати, мне доложили, вы теперь в друзьях с генералом Кутузовым… Весьма одобряю.

— О, да, он — достойный вояка.

— И, заметьте, Кутузов замечательно ладит с людьми, он — настоящий дипломат. Суметь за единый год пребывания покорить сераскера Ахмед — пашу и самого султана Селима Третьего! Сие далеко не каждому дано.

Зубов, согласно кивнул. Вдруг засмеявшись, изрек:

— Он, сказывал, что побывал и в султанском серале и очаровал главную султаншу — Валидэ.

Екатерина улыбнулась:

— Об том ведаю… За оное, в Турции, мужчин карают смертью, но Селим предпочел не заметить дерзости моего посла…

Екатерина, не без гордости, намекала своему любимцу, что его не казнили, понеже он был посланником могущественной Российской императрицы. На что Платон, со смехом заметил: