София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

— Знать, все одноглазые, Ваше Величество, великие дипломаты! Знать, сие у них в крови, понеже умеют покорять окружающих. Не инако!

— Может статься и так! — заулыбалась Екатерина, порадовавшись, что ее смышленый любимец и оное заметил.

— Кстати, — вспомнил граф, — он, как и князь Потемкин, умеет прекрасно подражать людским голосам… и прекрасно готовит для меня турецкое кофе. В Турции он научился его варить на особливый лад.

— Кофе, на особливый лад? — заинтересовалась Екатерина. — Надобно и мне испробовать…

— Непременно, государыня-матушка. Он приходит ко мне за час до моего пробуждения, варит его и приносит мне, когда я еще в постели.

— На виду у всех посетителей?

— А что ему стесняться, матушка?

Екатерина усмехнувшись, ничего не сказала в ответ.

Платон, подойдя к руке и поцеловав в щеку, ушел, а она все еще размышляла о своем вернувшемся из Турции генерал-поручике Михаиле Кутузове.

Записки императрицы:

По рекомендации Мельхиора Гримма, к нам в столицу прибыл маркиз генерал-поручик де Ламбер, состоящий прежде на службе герцога Брауншвейгского. Он эмигрировал после неудачного похода принцев в 1792 году. Теперь я часто встречаюсь с тремя французами: де Ламбером, Эстергази и Шаузелем.

Императрица Екатерина, занятая по большей части Польскими и Французскими делами, хотя и более не было на свете князя Потемкина, все-таки не оставляла свои планы касательно «Греческого прожекта» и возрождения Византии. Послав в Константинополь Михаила Кутузова вместе с Виктором Кочубеем, племянником действительного тайного советника, графа Александра Безбородко, можливо сказать, не особо надеялась на их дипломатические таланты. Однако через некоторое время с удивлением узнала, что Кутузов оказался прекрасным посланником, сумевшим за полгода очаровать весь турецкий двор, который был удивлен тому, что человек столь ужасный в баталиях, мог быть столь любезен в обществе. Теперь Кутузов пребывал еще в отпуске, ожидая нового назначение. Императрица Екатерина Алексеевна положила назначить его директором Сухопутного шляхетского кадетского корпуса, а такожде командующим и инспектором войск в Финляндии.

Мысли Екатерины оборатились к ее любимцу, понеже сегодни граф Платон Зубов, быв в настроении, поговорил с нею весьма ладно, что случалось последнее время не часто. Зачастую он куксился, часто болел, был не в настроении. Екатерина тщилась обхаживать его, но безрезультатно. Причина оного обозначилась довольно скоро и весьма неожиданно для императрицы. Все дело оказалось в скандальной влюбленности Платона Александровича в Великую княгиню Елизавету Алексеевну. Влюбившись в жену Великого князя и не получив ответных чувств, Платон Зубов, с расстройства, заставляя играть для себя флейтиста, целыми днями лежал на мягком, обитом золотой тканью, диване. Прекрасные звуки музыки, соответствуя его настроению, сжимали сердце, наводили на него тоску и горькое сожаление о безответной любви.

Преследование Елизаветы Алексеевны со стороны любимца государыни заметили царедворцы, и оная новость передавалась из уст в уста. Узнали об том и Адам Чарторыйский, тоже весьма настойчивый поклонник Ея Высочества, и Николай Новосильцев, и Великий князь Константин Павлович. Дошло и до Александра Павловича, коий был весьма тем шокинирован. Он не знал, что и делать. Сказать напрямую императрице, означало огорчить любимую бабушку, как женщину. К тому же вызывать скандал ему отнюдь не хотелось, ведь всемогущая бабушка, любя его, могла весьма круто обойтись с сим неудачливым поклонником Елизаветы Алексеевны. С расстройства Александр написал другу Виктору Кочубею в Константинополь откровенное письмо, отмечая:

«Вот уже год и несколько месяцев граф Зубов влюблен в мою жену. Посудите, в каком затруднительном положении находится моя жена, которая воистину ведет себя, как ангел». Великий князь положил подождать, когда, остуженный безответной любовью кавалер, придет в себя и оставит его жену в покое. Луизе же оставалось токмо остерегаться графа Зубова и прятаться от его преследований.

Великая княгиня Елизавета Алексеевна и действительно вела себя ангельски. Любя Александра Павловича, она не имела возможности с кем-то, опричь искренне любящей ее, гоф-мейстерины Варвары Головиной, поделиться своими тайнами. Ласковая и внимательная к ней Головина, оберегала ее от Зубова, как могла. Она стала утешительницей для Великой княгини, тем паче, что хитрая интриганка, старая гофмейстерина Екатерина Шувалова, обожавшая Платона Зубова, тщась рассорить Александра Павловича с Елизаветой Алексеевной, токмо тем была и занята, что указывала Великой княгине на ошибки и промахи ее супруга. Елизавета часто писала своей матери. Юный Александр, легкомысленно увлеченный разными молодыми красавицами, уделял ей мало времени, принося ей, тем самым, немало боли. Зная о его любовных приключениях, в одном из писем своей матушке, Луиза писала: «Счастье моей жизни в его руках, естьли он перестанет любить меня, то я буду несчастной навсегда. Я перенесу все-все, но не это».

Записки императрицы:

Наш величавый бывший посланник в Польше Отто Магнус Штакельберг изрядно надоел двору, без коего, пожалуй, он жить не в состоянии. Однако все заметили кое-какие признаки, указывающие на то, что он выжил из ума. Сказывают, что он воображает себя двадцатипятилетним соблазнителем, важничает, каверзничает, уверяет всех, что все оные прихоти у него из желания улучшить и обеспечить судьбу своих троих детей. Недавно здесь, при дворе с ним приключился параличный припадок, в коем он не хотел сознаваться и доказывает, что он просто ослабел.

Француз Жан Пьер Бланшар совершил первый полет на воздушном шаре над Америкой. Он поднялся на высоту 5800 футов. Среди зрителей, сказывают, были президент Джорж Вашингтон и Томас Джефферсон.

Рано утром, императрица Екатерина Алексеевна медленным шагом ступала по Царскосельскому осеннему парку. Левретка Джуля, спущенная с поводка, пробежала вперед и скрылась за кустами. Екатерина остановилась, огляделась. Ни души. Парк дышал свежестью, красно-желтыми красками и звенящей тишиной. Хотела позвать назад свою любимицу, да раздумала: пусть порезвиться. В скорости надобно будет возвращаться в Зимний дворец, там нет такового простора.

Восходящее яркое солнце освещало ряды скульптур в парке и осеннюю лесную красоту. У подножья деревьев собрались пышные ворохи разноцветных сухих листьев, непрерывно пополняемых сверху. Впрочем, некоторые из них шевелили своими кудрявыми кронами с уже увядающей, но еще не опавшей листвой. Дул легкий ветерок, слегка вздымая бархатный салоп государыни. Дышалось легко, и Екатерине Алексеевна чувствовала себя, как давно когда-то: здоровой и счастливой, как естьли бы ей было чуть более сорока лет и где-то здесь ее ожидал Светлейший князь Потемкин-Таврический. Когда-то он, и в самом деле, нетерпеливо поджидал ее, сидя на лавке под раскидистым дубом. Надобно пройти совсем немного, до того места, на следующей аллее, всего несколько шагов. Сердце забилось. Она прижала руку к груди, остановилась, глубоко вздохнула. Задыхаясь, слегка пошатнулась и скорей оперлась спиной о крепкую березку. Нет, никто ее не ждет… Никто. Но, что это было? Давным-давно так странно не билось ее сердце. Набежали неожиданные слезы.