София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Императрица специально поддерживала деятельную переписку с принцем де Линь, посылая ему письма по почте для того, чтобы, вскрывавшие письма, секретные службы Пруссии и Австрии могли получить из первых рук информацию о ее твердости перед лицом новых угроз. и интриг. В начале лета она получила длинное письмо от принца де Линя и короткое — от его сына. Линю старшему она отписала слова благодарности за службу сына, награжденного за отличие при штурме Измаила Георгием 3-ей степени.

В конце июня Британия и Пруссия пришли к заключению, что придется пойти на некоторые уступки Екатерине Второй, но все же не все условия русской стороны надобно бы им принять. Но, по крайней мере, аглинское правительство поняло, что должно уступить русской императрице, понеже, опричь всего, в Петербурге вдруг появился Роберт Адер, отправленный лордом Чарльзом Джеймсом Фоксом, в качестве неофициального посланника от оппозиции. Граф Семен Воронцов обеспечил Адеру наилучший прием в российской столице. Посланник лорда Фокса был прекрасно принят императрицей и князем. На прощание Потемкин сделал ему подарок от имени Екатерины — перстень с ее портретом. Известие о получении соперником оного дорогого подарка, весьма опечалило Уильяма Питта, коий, никак не желая терять кресло премьера, боялся оппозиции, наступавшей ему на пятки. Посему, премьер-министр дал приказ Фокнеру согласиться с условиями императрицы Екатерины Второй. Миссия Фокнера означала важный поворот событий. Уже в середине июня, от имени аглинского правительства, Уильям Фокнер и британский посланник Чарльз Уитворт вручили ноту, в которой основанием для мира с Портой признавалась граница по реке Днестр. Очаков с прилегающей степью тоже отходил к России.

Когда аглинский посланник, Фокнер, наконец, объявил, что Британия согласна на условия России, в ответ, князь Потемкин-Таврический произнес пламенную речь, показавшую Фолкнеру и Екатерине, что Светлейший князь все такожде полон сил и желания воевать во славу отечества. Он говорил, что во вверенной ему ранее безлюдной губернии, теперь проживают в городах и весях до миллиона жителей и из них солдат — около четырехсот тысяч. Для ушей, в первую очередь, императрицы, он говорил, что сам теперь уезжает на юг, дабы осуществить свои далеко идущие планы, успех которых зависит токмо едино от него. При сих словах, он обратил свой глаз в сторону государыни, коя, чуть улыбнувшись, благосклонно ему кивнула.

Чуть позже, Пруссия после некоторых колебаний была вынуждена присоединиться к своим союзникам — британцам. Получив известие об том в середине лета, на радостях, императрица Екатерина Алекеевна, в знак признательности, подарила посланцу Питта драгоценную табакерку, а такожде возжелала заказать мраморный бюст лидера оппозиции Фокса, и сделать с него бронзовую копию. Она говорила Храповицкому:

— Хочу поставить его бюст в с Камероновой галерее рядом с бюстом Демосфена.

Кабинет-секретарь полюбопытствовал:

— Чем же он особливо угодил вам, Ваше Величество, что вы желаете поставить его рядом великим оратором?

На что императрица весьма доверительно дала объяснение:

— Он одним своим красноречием, Александр Васильевич, не допустил Питта до войны с Россиею. Токмо, мыслю, имея демосфеновское ораторство можливо было оного добиться.

Записки императрицы:

В донесении от 19.VI.1791 князь Потемкин сообщил о новой победе генерал-поручика М. И. Голенищева-Кутузова, который, переправившись через Дунай у Тульчи, атаковал и разбил знатный корпус неприятеля в укрепленном лагере при Бабаде. Противник насчитывал более двадцать тысяч человек (помимо турок, в корпус входили отряды татар, некрасовцев и запорожцев). В руки победителей достался весь лагерь, восемь пушек и знамена. Кутузов представлен к ордену Святого Александра Невского.

Государыня, догадывалась, что Светлейший таит колико тайных идей, касательно будущего Речи Посполитой, но она не одергивала его, зная, что вреда он ей не принесет. А коли есть у него неизвестные ей замыслы, то и на здоровье! Как говориться, чем бы дитя ни тешилось… Все равно в душу не заглянешь. Едино, она не уставала напоминать ему, что прежде разрешения польской проблемы, надобно бы сначала принудить турок к миру. Уставшая от топтания на месте, никак не решаемой проблемы, Екатерина еще весной написала князю записку:

«Ежели хочешь камень свалить с моего сердца, ежели хочешь спазмы унимать, отправь скорее в армию курьера и разреши силам сухопутным и морским произвести действие поскорее, а то войну еще протянем надолго, чего, конечно, ни ты, ни я не желаем».

Между сих строк Потемкин почувствовал раздраженное нетерпение государыни. Князю Таврическому ничего не оставалось, как отправить в армию приказы о наступлении, одновременно по всему фронту юга России. Федором Ушаковым было получено письмо с приказом искать неприятеля, где бы он ни случился в Черном море, и господствовать там так, чтобы враг не имел возможности выйти к русским берегам. Князю Николаю Репнину отдал приказ производить натиски на неприятеля, как токмо таковые случаи представятся. Генералу же Ивану Гудовичу, направленному командовать Кубанским корпусом, последовал приказ занять турецкий город Анапу.

Императрица и в самом деле сердилась, главным образом, из-за того, что князь, получив письмо от Шведского короля еще в мае, не отвечал на него более месяца, отговорившись тем, что якобы не знал, что ему отвечать.

От своего агента, рослого, широкоплечего, благородного вида конногвардейца Петра Алексеевича Палена, Екатерина ведала, что король Густав отправился в Пруссию месяц назад. Государыня внимательно следила за его поездкой. Она знала, король нервничает, понеже не получил ответного письма от князя Потемкина и обещанных денег от императрицы. Екатерина выговаривала Безбородке:

— Князь Потемкин, по всей видимости, хотел сделать свое письмо чересчур прекрасным, и, потому, оно, до сих пор, не написано. Светлейший из тех людей, которые не знают ни часа, ни числа, ни года.

Граф согласно кивнул:

— Что есть, государыня-матушка, того не отымешь!

— Мне досадно, что я не узнала об том вовремя, а то бы сама написала письмо и послала бы его князю токмо для подписи. Любопытно, чем же он так занят, что не учиняет то, что обязан!

В письме к графу Штакельбергу в середине лета, она сообщала об успешных переговорах с Фокнером, который признал условия мира с Портой, такожде, зная, что неугомонный Гу все еще в Пруссии, она сообщила своему послу о своем решении выплатить шведскому двору крупную субсидию. Она ведала: там, встречаясь при дворе с королем, Штакельберг, между делом, сообщит королю Густаву, долгожданную, приятную для него новость.