София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Генерал, сначала вытянувшись, низко, по-русски, поклонился. Засим, выпрямившись, молвил:

— Благодарствую, Ваше Императорское Величество! Рад буду послужить Вам и Отечеству!

— Прошу вас, генерал, садитесь. Расскажите, о последних днях… — Екатерина чуть запнулась, — Светлейшего князя.

Василий Попов, взглянув на государыню, отвел глаза: Екатерина Алексеевна, как и Браницкая, одетая в траурную одежду, была слишком грустна.

— Плохо ему было, государыня-матушка, особливо, с конца сентября, — с горечью принялся рассказывать Попов. — Стоны князя надрывали наши сердца. Графиня Браницкая и лекари не отходили от его постели. Светлейший, как токмо боли унимались, начинал говорить о безнадежности своей жизни и со всеми прощался. Он уж не верил никаким нашим уверениям, что выздоровеет.

Екатерина, помедлив, печально испросила:

— Что же медики сказали после вскрытия? Не было ли отравления? Понеже здесь в Петербурге внезапно в тот же день умер наш банкир Судерланд, а князь Таврический, перед отъездом, обедал у него.

На сие замечание, удивленный Василий Степанович ответствовал:

— Медики уверены, что отравления не было, но желчь разлилась, и печень его полностью пришла в негодность.

Екатерина с расширенными глазами, с горечью, промолвила:

— Стало быть, все-таки печень… Вот результат его непомерного аппетита, ведь он ел и пил все подряд и помногу. Казалось, что желудок у него перемолотит и камни…

Генерал возразил:

— Последние годы, государыня, он ел изысканную пищу, — он помедлил, тщась объяснить толкоовее: — Как вам сказать… я знаю много генералов, кои имеют таковой же аппетит, однако живы и здоровы…

Екатерина, впившись в него глазами, не отводила их.

— Не знаю, что и подумать, — молвила она тихо. — Рассказывайте далее, генерал.

— Что еще сказать? — Попов, наморщив лоб, задумался. Графиня Браницкая напомнила:

— Князя посетили архиепископ Амвросий и грузинский митрополит Иона. Они со слезами умоляли его беречь себя, принимать лекарства и воздерживаться от вредной пищи.

— Что же, князь?

Попов поспешил ответствовать:

— Он отвечал, что не сумеет победить свой недуг, понеже страдает много времени, а облегчения не появлялось. Григорий Александрович полагался на волю Божию! А духовнику своему, Амвросию говорил, что тот ведает о том, что князь никому не желал зла.

Браницкая, державшаяся до сих слов, всхлипнула, прикрывая рот ладошкой. Одновременно с ней, тихо заплакала Екатерина. Судорожно сжимая в руке носовой платок, она тщилась остановить слезы.

Через минуты три, усилием воли, они успокоились.

— Продолжайте, уважаемый Василий Степанович, — попросила императрица.

Попов, искренне сочувствуя им, печально продолжал свое повествование:

— Еще в сентябре, хотя хворый, князь неоднократно писал к Безбородке о делах, о ходе переговоров с турками, об армии и прочих делах. Весьма сожалел, что, когда дела много, у него сил нет.

Тут, верный сподвижник покойного князя, с жаром заметил: — Но он, Ваше Величество, себя не щадил, уставал гораздо.

А между тем ему, пуще прежнего, становилось худо.

Императрица, как бы сама себе, промолвила:

— В том у меня никогда сумнения не возникало.

— Ваше Величество! — горячо вступил в разговор Самойлов. — Могло казаться, что мира не будет! Князь Потемкин настаивал на независимости Молдавии, на облегчении судьбы Валахии, на уступке Анапы, а между тем великий визирь с армией в сто восемьдесят тысяч человек, стоял на правом берегу Дуная, против Браилова и не соглашались на уступки. Мне мыслилось, что князь не положительно решителен был на принятие мирных предложений и трактовал все вежливости великого визиря с равнодушием и с самым неуважением.

Слушавшая его с аттенцией, императрица, отвела глаза.

— Да, я подозреваю, он хотел продолжения войны, дабы добраться до самого Царьграда, — молвила она в задумчивости, засим, обратившись к Попову, попросила:

— Рассказывайте далее, Василий Степанович, поведайте нам еще что-либо, что связано с князем в последние его дни.

Попов паки, почтительно поклонившись, продолжил:

— Ничто, Ваше Величество, не радовало его так, как ваши письма. А в последние дни, при напоминании Вашего Императорского Величества имени, всегда плакал.

Екатерина, скривив дрожащие губы, тихо молвила:

— А я все поверить не могла, что он скоро покинет меня.

Нервно раскрыв свой веер, она принялась обмахивать себя, как естьли бы, ей не хватало воздуха.

И Попов и Браницкая смотрели на нее с состраданием, хотя и самим было больно.

— Продолжайте, Василий Степанович, — паки изволила попросить Екатерина.

— Третьего октября, — продолжил Попов, — к полудню, совсем ослабевший, князь потребовал вывезти его из Ясс. Выезд назначили на следующее утро. Перечить ему было бесполезно. Он продиктовал мне последнее письмо Вашему Величеству, понеже о Вас он никогда не забывал.

В дороге ему стало совсем плохо. В ночь на шестое октября его, совсем слабого, по настоянию князя, вынесли из кареты и положили на расстеленный возле дороги, ковер с иконой Богородицы в руках. Умер он, Ваше Величество, тихо, и, когда конвойный казак положил на глаза покойному медные пятаки, никто из сопровождающих Светлейшего князя не поверил, что он мертв. Графиня Александра Браницкая с плачем кинулась на него, желая пробудить от вечного сна.

На оных словах, Александра согнулась в кресле, закрыла лицо. Смертельно побледневшая императрица, обмахивавшаяся веером, замерла. Веер выпал из рук.

Браницкая, опережая Попова, бросилась его поднимать.

— Василий Степанович, я должна попрощаться теперь с вами, — едва смогла молвить, выжимая из себя слова, императрица. — Увидимся на неделе.

Испуганные и сочувствующие серые глаза Попова заметались:

— Простите государыня-матушка, коли лишнее сказал.

— Ничего лишнего, Василий Степанович, не беспокойтесь. Ступайте.

Поклонившись, по-русски, в пояс, крайне опечаленный Попов удалился. Ушла, покинув скорым шагом свое окружение и Екатерина.

Записки императрицы:

Оставленный при моем кабинете, Василий Степанович Попов представил Грибовского Андриана Моисеевича. Сей молодой человек, работал в походной канцелярии Потемкина, под началом Попова. Грибовский владеет, по словам Попова, пером, составлял журналы военных действий, по которым составлялись донесения покойного князя Потемкина. Был на Ясском конгресе в обязанности конференц-секретаря. От оного Грибовского, из письма его к Державину, впервые стало известно о смерти Светлейшего князя. В Яссах он сумел заслужить расположение Безбородки и получил от него рекомендательное письмо. Здесь он сошелся с Платоном Александровичем и, переименованный из надворных советников в подполковники Изюмского конного полка, теперь назначен правителем канцелярии Зубова и сделался его правой рукой. Намедни, он назначен мною секретарем по принятию прошений 10 ноября, рескриптом, Александр Васильевич Суворов назначен командующим войсками Екатеринославской губернии и Таврической области.