София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Придворное общество заметило не вдруг, что влияние Зубова при дворе усилилось, как никогда ранее, и он, бессомненья, стал первым вельможей империи.

Пиит Державин, став в нынешнем году кабинет-секретарем при государыне Екатерине сие констатировал, особливо, после смерти Потемкина. Он рассказывал об том своему шурину художнику Капнисту. Жена и ее сестра весьма интересовались, чему была причина такового взлета Платона Зубова и он отвечал:

— Сему способствовует, прежде всего то, что Платон Александрович, претендуя на особливую роль в семье Екатерины, разделяет ее недоброжелательство к цесаревичу Павлу, и симпатизирует ее приверженности к любимому внуку Александру.

То же самое Державин говорил и в кругу своих друзей, бывая у них в гостях. Чаще всего они собирались, как всегда, у гостеприимного старика, Ивана Шувалова. Выслушав измышления знаменитого пиита по поводу небывалого взлета Зубова, Иван Иванович скрипучим голосом печально изрек:

— Жаль, рано ушел из жизни князь Потемкин. Жизнь в столице изменилась…

Гаврила Державин, поправив крест на своем красном бархатном камзоле, живо поддержал:

— Вы тоже заметили? Как-то жизнь в нашем Санкт-Петербурге, как бы стала скучнее, хотя, правду сказать, князь Таврический редко здесь бывал в последние годы.

— Да-а-амс, — задумчиво, поведя своими крупными зелеными в крапинку глазами и изрядно набрякшими веками, отозвался его друг, пиит Василий Капнист, — любопытная он была личность, ничего не попишешь! Его не было в городе, но как будто он был среди нас…

Екатерина Романовна, категорически, как естьли бы сей вопрос для нее был давно решеным, заявила:

— Я мыслю, доподлинно, его личность имела какой-то интерес, токмо в свете его связи с государыней Екатериной Алексеевной. Без нее, он был бы известен, пожалуй, токмо в своем полку или в армии.

— Вот уж не думаю так, княгиня! Хотя, вестимо, его связь с императрицей учинила свое дело, — возразил граф Федор Головкин с еще большей категоричностю так, что княгиня взглянула на него растерянными удивленными глазами. Не успела она открыть рот, как Гаврила Державин, сделав успокаивающий жест рукой, поспешил вмешаться:

— Там была не просто связь, господа! Колико я разумею, тамо, вначале, была гораздая любовь между ними, потом, как я заметил, промеж их существовала благородная непоколебимая дружба и согласный политический союз. Я весьма пристально наблюдал за ними в последний приезд князя Таврического и, уверяю вас, так оно и было.

Старик Шувалов, слушая, согласно кивал, засим изрек:

— Верно мыслите, Гаврила Романович: в результате всего оного, их дружба и необычные отношения привели к весьма важным свершениям для России: кто мог доселе побить османов? Никто! А Крым — целиком заслуга князя Григория Потемкина!

Александр Воронцов повел носом, нахмурил побитые сединой брови и возразил:

— Вестимо, надобно отдать должное князю: он взял Очаков и Измаил, поставил на место надменных турок, но сам вел себя сумасбродно, щеголял своей мало ограниченной властью. Разве не так?

Екатерина Романовна кивнув, добавила:

— Императрица многое ему позволяла. Никак не пойму, для чего она так к нему благоволила? Согласна: он был умен, остр на язык. И у меня оба брата умны и остры… Семен Романович около двадцати лет посланником в Лондоне. Александр Романович, — княгиня бросила взгляд на него, — при императрице в Совете, решает дела государственные. Ну, так что же? К ним никакого благоволения.

Брат посмотрел на нее насмешливо:

— Сестрица, я согласен: жаловаться по материи предостаточности ума, мне не приходится. Но где был Потемкин и где я?

— А что?

Граф Воронцов, сделав недовольную мину, неохотно объяснил: — Стало быть, во-первых, он хорош, как мужчина во всех отношениях: и лицом, и статью, стало быть. Ну, а я, обыкновенный сухарь, к тому же — довольно тщедушный. Из опальной, промежду прочим, семьи.

— А я бы сказала в адрес князя: «велик телом, да мал делом». Казнокрад! — парировала княгиня. — Вы думаете, отчего умер его родственник Михаил Потемкин?

Княгиня подождала, когда кто даст ответ, но все молчали.

— Так вот, мыслю, когда он, по приказу императрицы, прибыл в Яссы разбирать бумаги князя, и понял, что он вор, его и разбил апоплексический удар. Бедная его жена, Татьяна Васильевна! Она осталась одна с двумя малыми детьми.

Княгиня победно оглядела всех. Александр Романович, чуть помедлив, нахмурившись, возразил:

— Разве Михаил доехал до Ясс? Сие, княгиня, токмо твои приватные мысли. Известно, что он не доехал даже до Киева.

— Князь Потемкин был вальяжным, красивым, весь в брильянтах…, — молвил с некоторым восхищением Капнист.

— Ах, в брильянтах! — досадливо махнула веером Екатерина Романовна. — Зато сей странный Князь Тьмы, имея толико поклонниц, так и не женился.

Державин не замедлил возразить:

— Мыслю, не женился, понеже всю жизнь любил едино государыню Екатерину Алексеевну.

— Странная у них любовь! Ужели мужчины умеют так любить! — воскликнула Дашкова и осеклась, под взглядом брата.

Воронцов показывал глазами на их дядю, Шувалова. Иван Иванович, поправив свои седые усы, часто помаргивая, смущенно улыбнувшись, молвил:

— Уж не знаю, княгиня, к счастью, али нет, но я вот к таковым отношусь. Не смог я после императрицы Елизаветы Петровны, вновь кого-то полюбить.

Екатерина Романовна, сердито оправляя рукава своего платья, согласилась:

— Разумею вас весьма хорошо, граф, сама из таковых. После своего мужа ни на кого смотреть не имею желания. Вот толико лет и все одна…

— Да-а-а-мс, — молвил граф Федор Гаврилович, — боюсь, и я оным страдаю. Все один, да один… Жена то в Италии, то в Пруссии. Впрочем, Александр Романович и вовсе — холост, — съязвил он, уставившись на Воронцова.

Княгине хотелось сказать: «Зато у меня и графа Семена есть дети!» Но осеклась, понеже с ее собственными детьми она не имела связи уже более полугода.

Гаврила Державин задумчиво промолвил:

— Любопытные мысли иногда обуревают мудрую голову императрицы. Однажды она сказала мне, что не хотела бы умереть раньше, нежели ей удастся прогнать турок из Константинополя, сломать гордыню китайцев и завязать торговые сношения с Индией. К тому же, она желала бы дожить до ста лет, дабы объединить всю Европу под русским скипетром.

Державин гордо всех оглядел, как будто он был Екатериной.

— Каково! — добавил он.

— Да-а-а… С Потемкиным, можливо, мы бы и дошли до Индии, — изрек Шувалов.

Державин, не слыша реплики, продолжал:

— Свершения Светлейшего были, и впрямь, грандиозны, но вот ведь незадача: его завоевания увеличивали славу империи, однако восхищение, кое они вызывали, адресовали императрице, а буде какая неудача, ненависть доставалась князю, а не государыне.