София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

— Сказывают, он окружен якобинскими воздыхателями?

— Полагаю оное — наветы французских эмигрантов, Ваше Императорское Величество. Революция лишила его почти всего состояния. Посему, невероятно, чтобы он стал якобинцем.

— Я тоже никогда бы не поверила, что он подался к якобинцам, — молвила императрица. Глаза ее выражали печаль. — При случае, господин Женэ, прошу вас передать ему мои наилучшие пожелания. Я верю, что впереди его ожидает высокая карьера в родном отечестве.

Поверенный паки глубоко склонился пред императрицей.

Передам, Ваше Императорское Величество, с превеликим удовольствием!

За десять дней до образования Тарговицкой конфедерации, польский патриот Тадеуш Костюшко, недавно прибывший на родину из Америки, где он храбро воевал за ее независимость от Англии, бывший в самых дружеских отношениях с Джоржем Вашингтоном, получил должность командира дивизии под Киевом. Как и все, он узнал о создании Тарговицкой конфедерации, которая объявила конституцию незаконной и требовала теперь отмены всех предыдущих законодательных актов, судебных учреждений и действовавших комиссий. Спустя четыре дня после ее образования, русский посланник, Яков Булгаков, вручил польскому правительству декларацию, в которой указывалось на предыдущую конституцию, как на повод к разрыву между их странами. Декларация Булгакова призывала поляков возвратиться к прежней конституции, вернуть законность и свободу. Вестимо, со стороны России здесь было лицемерие: ее меньше всего заботили законность и свобода сей страны. Опричь того, императрица искренне полагала, что сия нация не способна существовать самостоятельно и, что сия неспособность — природный порок поляков. Она была уверена, что включение их земель к России принесет полякам токмо благо.

Но не одна императрица Екатерина Алексеевна, грешила оным: соседствующие с Речью Посполитой страны, тоже своекорыстно полагали, что новые конституционные реформы ослабят их влияние на внутренние польские дела. Вездесущий и весьма пронырливый польский посланник в России, Антони Августин Деболи, перманентно доносил королю Станиславу о действиях, предпринимаемых против Речи Посполитой. Конфедерация, тоже, как истинные патриоты, среди коих — Игнатий Потоцкий и Коллонтай, было забеспокоились, но из Петербурга их успокоили.

По обнародовании Булгаковым декларации, в тот же день, имея необходимый предлог для вторжения, русские регулярные войска, под командованием генерала-аншефа Каховского и генерала Кречетникова, прошли из Бессарабии через границу Речи Посполитой. Не прошло и полугода после русско-турецкой войны, как началась русско-польская война.

Ни Пруссия, ни Австрия намеренно не предприняли никаких попыток помочь Польше. Опричь того, русские имели большое преимущество в боевом опыте. Тарговицкие конфедераты шли за русской армией, помогая разгромить войска короля Станислава-Августа, на первых порах сопротивлявшегося оккупации своей страны Россией. В скорости были взяты города Вильно и Гродно, понеже польская армия из сорока тысяч не могла противиться стотысячной русской армии. К июню армия генерала Каховского перешла Буг и овладела стратегическим пространством между Бугом и Австрийской границей.

Яков Степанович Булгаков был отозван из Варшавы в Петербург. Его место занял, вызванный из своего поместья, опальный барон Яков Ефимович Сиверс. Посылая в Польшу умного, проверенного соратника, хоть и недавно опального, она, предельно четко изложила ему свое отношение к польскому вопросу в своем к нему рескрипте.

«Не столько заботимся мы сим могущим воспоследовать событием, колико расположением нынешнего пагубного французского учения до такой степени, что в Варшаве развелись клубы, наподобие Якобинских, где сие гнусное учение нагло проповедуется и откуда легко может распространиться до всех краев Польши и, следовательно, коснуться и границ ее соседей. По испытанию прошедшего и по настоящему расположению вещей и умов в Польше, то есть по непостоянству и ветрености сего народа, по доказанной его злобе и ненависти к нашему, и особливо по изъявляющейся в нем наклонности к разврату и неистовствам французским, мы в нем никогда не будем иметь ни спокойного, ни безопасного соседа, иначе, как приведя его в сущее бессилие и немогущество».

Сиверс не хотел заниматься неправедным, на его взгляд, делом. Но, как и когда-то Никита Панин, бывший противу раздела Речи Посполитой, провел его, как и Панин при первом разделе, блестяще.

Записки императрицы:

Сегодни благославила на брак, племянницу покойного князя Григория Потемкина-Таврического, вдову графа Михаила Потемкина — Татьяну Потемкину на брак с князем Николаем Борисовичем Юсуповым, коий недавно вернулся из Италии, где был с посольством.

В возрасте сорока восьми лет умер сочинитель Денис Иванович Фон Визин.

В самом начале года был осуществлен второй раздел Польши, коий был увержден, созванным Тарговчанами-Гродненским, сеймом. Согласно оному соглашению Россия получила белорусские земли до линии Динабург, Пинск, Збруч, восточную часть Полесья, украинские области Подолье и Волынь.

Зубов, потирая руки, покровительственно оглядывая присутствующих в коллегии чиновников, радостно говорил:

Словом, хорошо начался сей новый год, друзья мои! Подписана вторая конвенция!

Безбородко, собрав брови, молвил:

А первая конвенция, кстати, была подписана двадцать лет назад, в семьдесят втором, токмо тогда ее делили три страны. А новая конвенция заключена теперь без Австрии, промеж России и Пруссии.

Круглолицый и короткий полковник Адриан Грибовский, уже год управлявший канцелярией графа Зубова, полюбопытствовал:

— Легкое ли это было дело, граф?

— Не ведаю. Меня там не было. Сим делом занимался граф Никита Иванович Панин.

Платон Зубов фыркнул:

— Легкое-нелегкое: на сей раз, поляки собрали в Гродно Чрезвычайный Сейм, окружили его плотным кольцом войск, вот Сейм-таки и проголосовал за раздел Польши.

Оглядев всех горящим и, вместе, самодовольным, взглядом, он продолжил:

После первого раздела Польши, Ея Величество, сказывала мне, что не помышляла о последующем ее разделе. Но революция во Франции и бесконечные волнения в Польше, заставили ее по-другому посмотреть на новый раздел, которого упорно добивался, всем нам известный, неуемный в своих амбициях, прусский король Фридрих-Вильгельм. И я, не скрою, настаивал на сем разделе: пора было утихомирить строптивых ляхов!

Аркадий Морков, вступив в разговор, внушительно сообщил: — По последнему разделу Россия получила территорию в двести пятьдесят тысяч квадратных километров — Правобережную Украину и Белоруссию с Минском, а Пруссия присоединила к себе пятьдесят восемь тысяч квадратных километров земли с городами Познань, Гданьск и Торунь. Сие, господа, обширные приобретения!