София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Сии мысли прервал, входящий в кабинет, граф Строганов. Улыбающаяся Екатерина встретила его стоя.

Записки императрицы:

Агенты Конвента оказались в русской армии, Черноморском флоте и даже в Коллегии иностранных дел. Пронырливы, однако, французы, но, мыслю, недолго им удастся распростронять свою заразу.

Генерал от инфантерии Тимофей Иванович Тутолмин назначен сенатором и генерал-губернатором Минской, Волынской, Брацлавской и Подольской губерниями.

Умер бывший член Иностранной Коллегии, Михаил Дмитриевич Бутурлин в 58 лет, а такожде Михаил Леонтьевич Фалеев, близкий друг покойного князя Потемкина-Таврического.

В день празднования Ясского мира, второго сентября девяносто третьего года, государыня Екатерина была не совсем здорова. Но праздник сей, не можно было пропустить, поелику она явилась на его торжественную часть во всем своем блеске. Она знала, что одна ее улыбка была способна осчастливить ее подданных, поелику, хотя испытывала колики, она, улыбаясь, как всегда сделала три глубоких поклона на три стороны и, под звуки литавр, прошла вместе со свитой к трону. За ней шествовали графы Платон Зубов, Лев Нарышкин, Александр Строганов, Великий князь с супругой, внуки Александр и Константин, фрейлины, камергеры, камер-юнкеры. Вместе с Александром шла его невеста Луиза Баденская. Воссев на трон, императрица милостиво кивнула, и началось торжество. Турецкое посольство, прибывшее в Петербург с месяц назад (чуть позже, чем русское посольство добралось до Константинополя), разодетое в блестящие одежды и высокие чалмы расположилось в передних рядах, поближе к императрице. Вице-канцлер граф Остерман выступил с короткой речью по поводу мирного договора. В ответ выступил турецкий посол о значение договора и удовлетворенности в его приведении в действие. После обмена поздравлениями, церемониймейстер объявил начало бала.

Екатерина перешла в соседнюю комнату, села за игральный стол. По желанию императрицы, к ней присоединились граф Строганов, князь Репнин и полковник грек Качиони. Играя в карты, Качиони, чрезмерно сериозный, иногда поглядывал на турецкую делегацию. Зеленоватые глаза его темнели, и он с трудом отрывал от них взгляд. Проницательная императрица заметила:

— Толико они вам, господин Качиони, ненавистны, что вам тяжело даже смотреть на турецкие лица.

Лицо Ламбро посветлело, и он улыбнулся, сверкнув отменно белоснежными зубами на смуглом лице.

— Триста лет турецкой кабалы говорят сами за себя, Ваше Императорское Величество! Последняя война так мало дала, нам, грекам.

Екатерина, сожалительно взглянув на него, молвила:

— Не все еще потеряно, господин Качиони. Не токмо вы, но и другие народы ждут своего часа.

Императрица, замолчала, делая карточный ход. Качиони, слушая, не спускал с нее глаз. Засим, Екатерина продолжила:

— Взять молдован: опасаясь преследований со стороны властей Османской империи, значительное число жителей покинуло Молдавское княжество и переселилось за Днепр. Сторонники России из молдавских бояр получили там большие земельные наделы. В Очаковской области были основаны города Григориополь и Тирасполь. Совсем недавно, на берегу Черного моря, основан новый город Одесса. Тысячи греков теперь живут в наших пределах на Тамани и Кубани. Однако мы тоже не удовлетворены достигнутым: дипломатические успехи наши, противу военных, не блестящи, и мы планируем дальнейшие события, особливо, касательно нашего Греческого прожекта.

Екатерина со значением посмотрела на грека и одарила его ободряющей улыбкой. Качиони отвел свой пристальный горячий взгляд. В ответ тихо, но страстно молвил:

— Народ мой отдаст свои последние силы, дабы добиться, с вашей помощью, Всемилостивейшая государыня, освобождение Эллады от турецкого ига.

— Не сумневаюсь! Ваш народ показал себя в последней войне с самой лучшей стороны, господин Качиони. Не правда ли, князь? — обратилась она к Николаю Репнину.

— Несомненно, Ваше Величество! Особливо, на морях грекам равных нет! — торжественно прошептал тот ей в ответ.

Ламбро Качиони паки посмотрел на турок, но тут же перевел глаза на князя Репнина, не желая выпустить ничего из его речи, тем паче, что русский язык Ламбро Качиони был весьма хорош, хоть и не обычен в звучании, понеже имел мягкий греческий акцент. Репнин, обратившись к государыне, полюбопытствовал:

— Как, Ваше Величество, добралось до Константинополя наше посольство во главе с камер-юнкером Виктором Кочубеем и генерал — лейтенантом Михаилом Кутузовым?

Екатерина изволила любезно ответствовать:

— Из их депеш мы узнали, что добрались они благополучно в марте сего года, сделав от местечка Рущук, недалеко от Варны двадцать один переход до турецкой столицы. Одних речек пришлось перейти им уйму. Зато по моему велению, они хорошо изучили все места, по которым проходили. Сие весьма важно!

Воинственный грек, опустив глаза, мрачно молвил:

— Да-а, когда-то Константинополи был нашей столицей.

Князь Николай Васильевич Репнин, склонившись к его уху, ободряюще прошептал:

— Не переживайте, господин Качиони! Мы получили подробное описание пути чрезвычайного и полномочного российского императорского посольства с военными замечаниями о земле, с показанием способа, как провести и продовольствовать от тридцати до сорока тысяч наших войск. Надобно немного подождать. Придет время — побегут турки с насиженных мест! — бодро заявил князь Репнин на греческом языке.

Качиони, бросив незаметно взгляд в сторону турок, удовлетворенно улыбнулся.

— Воитизе мас Кирие ке Панагия! — молвил он, на мгновение, обратив глаза к небесам.

Екатерина, чуть склонившись в его сторону, тихонько испросила:

— Переведите мне, любезный Ламбро, вашу последнюю, такую страстную, сентенцию.

Полковник Качиони, улыбаясь, перевел:

— Господь Бог и Святая Мария, помогите нам!

Екатерина, милостиво кивнув, прошептала:

— Да, полковник, Божья помощь нам весьма надобна!

Празднование мирного с Турками торжества закончилось у графа Безбородки, куда императрица пригласила и Ламбро Качиони. Граф Александр Андреевич устроил богатейший праздник. Всех поразили огромные золотые и серебряные сосуды, уставленные в залах. Сам он был в Андреевской ленте, погоны для сей ленты, пуговицы на кафтане, эфес на шпаге и пряжки на его башмаках были брильянтовые. Белые чулки на сей раз были безукоризненно туго натянуты на толстые икры графа, и сам он был необычно хорош собой. Екатерина водрузила на его голову золотой лавровый венок с брильянатами, чем вызвала возглас восхищения придворных и счастье на лице своего бессменного секретаря. Не особливо был счастлив токмо вечный оппонент Безбородки — Платон Зубов. Сей брильянтовый венок показал ему, что презираемый им сановник, по-прежнему важен императрице.