София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Государыня не поверила своим ушам, услышав сию новость. Надобно было действовать быстро и целенаправленно. По ее указу, посол и начальник российских войск в Варшаве, генерал Ингельстром, отправил на усмирение восставших отряды генералов Денисова и Тормасова, кои, дав сражение под Рацлавицами, проиграли его. Весть о победе поляков распространилась молниеносно и подняла всю Польшу. Русские гарнизоны в Варшаве и Вильно были ими уничтожены.

В начале июня пруссаки начали активно помогать русским. Польский патриот Тадеуш Костюшко с титулом Генералиссимуса сражался в оборонительной битве при Шчакацинами против русско-прусских сил. Объявив всеобщую мобилизацию, он собрал около семидесяти тысяч повстанцев, кои весьма плохо были вооружены. Варшава же оставалась под контролем польско — литовских воинов. В конце июня варшавяне без суда и следствия казнили епископа Игнатия Масальского и еще шестерых тарговчан. Сей самосуд Костюшко публично осудил. Известие о казни, переполнило чашу терпения императрицы Екатерины. Она отдала приказ фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому, главнокомандующему русскими войсками в Польше, предпринять решительные действия. В начале августа, старый и больной фельдмаршал, положив перепоручить оное дело генерал-поручику Александру Суворову, приказал ему идти к Бресту и затем вступить на территории Подлясского и Троицкого воеводств.

Записки императрицы:

Дочери графа Льва Нарышкина, Мария и Анна собираются замуж: первая — за польского князя Феликса Любомирского, а вторая — за польского князя Понинского. Любопытно, что им около тридцати и замуж собрались, на радость отцу, чуть ли не одновременно, да обе — за поляков, теперь, когда у нас разгорелась смертоносная война с Польшей.

Получив известие из Лондона о событиях во Франции, как говориться, из первых рук, граф Александр Воронцов и его сестра княгиня Дашкова в срочном порядке пригласили своих близких друзей, дабы обсудить сию неправдоподобную, но долгожданную, новость.

Находясь в большом волнении, хозяин дома, ходил из угла в угол, крупными шагами. Адриан Грибовский, Аркадий Морков, Петр Турчанинов, Екатерина Дашкова вели тихий разговор в ожидании, когда граф соблаговолит сообщить обещанную новость. Наконец, как токмо вошел и расположился в одном из кресел, старик Шувалов, Воронцов, остановившись у круглого стола, совершенно медленно, выговаривая каждое слово, сообщил:

— Невероятно, господа, но Максимиллиан Робеспьер с младшим братом Огюстом, и его соратниками якобинцами — Сен-Жюстом, Кутоном и Филипп Леба казнены! Причем, под радостные возгласы народа!

Произнеся сие, он, непроизвольно всплеснув руками, довершил:

— Как все просто и обыденно! Можливо ли таковое вообразить, господа!

Все повскакивали со своих мест. Старика Шувалова затрясло. Он что-то хотел сказать, но не мог, понеже стал заикаться.

После наступившей небольшой паузы, послышались разнородные, но радостные, почти дикие, восклицания опешивших гостей.

Наконец, поступил первый членораздельный вопрос:

— Как на оное посмотрела императрица?

Испрашивал оное, с пылающими от радости глазами, Адриан Грибовский.

Воронцов отрывисто, занятый впечатлением, произведенным сей новостью на друзей, ответствовал:

— Государыня сначала не поверила. Но новость пришла из Лондона, от нашего посланника, графа Воронцова, стало быть, нашего брата.

— Странно, но из Франции еще не поступило никаких депеш, — отметил Морков.

Екатерина Романовна, гордо улыбнулась:

— Молодец, Семен! Скоро работает! Всегда опережает французов. Воображаю, как государыня Екатерина Алексеевна обрадовалась!

— Как оное могло случиться?! — воскликнул восхищенно Грибовский. — Ничего же не предвещало сей прекрасной но вости!

Граф Александр Романович важно поведал:

— Как сообщил нам Семен Романович в письме, заговор противу якобинцев зрел в глубоком подполье среди избежавших кары дантонистов, депутатов Конвента и других людей. Среди них известны фамилии неких Фрерона, Барраса, Фуше. Главным их организатором был бывший комиссар из Бордо Жан-Ламбер Тальен.

Княгиня перехватила его речь:

— В конце июня, девятого термидора, заговорщики открыто выступили на заседании Конвента противу Робеспьера. С обличительной речью выступил Тальен. Тут же был арестован Робеспьер вместе с братом.

Граф, перебивая, паки заговорил, чуть не взахлеб:

— На их защиту встала Парижская коммуна и арестованных освободили и доставили в Ратушу на Гревской площади. Конвент, в свою очередь объявил арестованных и руководителей Парижской коммуны, вне закона.

Княгиня, не дав ему закончить, довершила:

— Дело кончилось в два часа ночи: войска Конвента ворвались в зал заседаний. Леба с перепугу стрелялся, Огюстен Робеспьер бросился из окна и сломал ногу. Максимиллиана Робеспьера ранили в челюсть. Всего арестовали двадцать два человека и отвезли в тюрьму Консьержери, а в четыре дня их повезли к эшафоту.

— Как! Без суда и следствия? — поразился Турчанинов.

— Без суда и следствия их всех казнили десятого термидора, — ответствовал граф Воронцов. — Паче того, на следующий день были казнены семьдесят один человек из восставшей Коммуны. Вообразите: сей переворот от девятого термидора низверг революционно-демократическую революцию и фактически положил ей конец. Как вам сие нравится?

Граф Морков, от неожиданного, вестимо, известия, вспотевши, отдуваясь и кряхтя сел в кресло, заметив:

— Остается токмо удивляться, как сей Тальен осмелился выступить противу Робеспьера и добиться его ареста!

Граф Воронцов, нахмурив лоб, припоминая одну из причин, сказал:

— Тамо, по словам брата, сыграла свою роль любовница Тальена, маркиза Тереза де Фонтене. Он поклялся ей не струсить, выступить в Конвенте и выручить ее из тюрьмы, куда она была заключена по подозрению в плохом влиянии на Жана Тальена.

— Посмотреть бы на оную маркизу…

— Знать, красавица, не инако! — мечтательно скосив карие глаза, изрек Адриан Грибовский.

Турчанинов пространно изразился:

— Да, вот что делает с людьми любовь: свершаются революции и контрреволюции. Что ж, следует ожидать мира, спокойствия и благоденствия, господа!

— Насчет благоденствия, мыслю, еще придется французам подождать, — усмехнулся Морков.

Тут, старый граф Шувалов, прочистив горло, сообщил:

— У них появился некий Наполеон Боунапарт. Чуть ли не национальный герой.

Круглолицый Адриан Моисеевич, округлив глаза, сразу полюбопытствовал:

— Чем же он прославился?

Граф Александр поспешил опередить сестру:

— Брат пишет, что сей республиканец, сумел отогнать аглинский флот вместе с побежденными французскими роялистами от их Тулона.