Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга I

— Ну как, Мамбрэ, долго ли вы будете держать нас без вина и шашлыков, скажи?

Тюремщик широко осклабился.

— Э, батоно, Бог всегда милостив к вельможам! Может быть, придется и тебе пожить немного на чужбине, как это часто бывает после ваших княжеских мятежей; а там, смотришь, и помилует наш мепе [72] Мепе — царь (груз.) . , разрешит вернуться в Лори!

— Дай-то бог!

Ночью Иванэ разбудил грубый толчок в бок, в глаза ударил свет. Он приподнялся, удивленный, на своем соломенном ложе. Перед ним, в темной кольчуге и меховой рысьей шапке, стоял незнакомый кипчакский сотник. Сзади виднелись фигуры факелоносцев и замкового кузнеца с кандалами.

— Вставай, надо ехать!

Кузнец ловко заковал руки Иванэ в кандалы, и кипчак, взявшись за конец цепи, повел старика по подземным переходам наверх. На обширном крепостном дворе Иванэ увидел толпу заключенных в кольце стрелков с зажженными факелами.

— Смбат! — старческим голосом выкрикнул Иванэ.

Сотник не допустил, однако, отца к сыну. Потянув за цепь, он приказал:

— Садись на коня, старик! Живо!

Звеня оковами, в багровом дымном свете смоляных факелов, узники вышли из крепостных ворот, исчезли в темноте.

В Самшвилде старого князя поместили на самом верху главной башни цитадели. Оттуда, с огромной высоты, Иванэ мог наблюдать за городской повседневной жизнью… Сейчас город спал. Изредка до верха башни доносился лай собак да внизу, в ущелье, глухо рокотала река. Резкий ночной ветер порывисто врывался в узкую бойницу, по темному небу проносились редкие облака, скупо освещенные ущербной луной.

«Самшвилде! Жемчужина моих владений! Кому теперь ты достанешься?» — с горечью размышлял Орбели. Главные доходы его полуцарских владений приносили именно торговые города — Лори, Самшвилде, Думаниси и другие. Порой ему казалось, что никогда он не был амирспасаларом Картли, не водил славные грузинские полки от победы к победе и не был признанным вождем знати, а всю жизнь провел жалким узником в сырой темнице…

На крутой каменной лестнице послышались тяжелые шаги, и чей-то очень знакомый голос повелительно крикнул:

— Открывай дверь! Да поживей, ленивый буйвол!

Со ржавым скрипом ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась настежь. На пороге, в дорогом придворном кафтане, стоял воспитатель царевича Демны и улыбался.

— Чиабер! — отшатнулся с омерзением Орбели.

— Да, батоно Иванэ. Это я. Весь к твоим услугам! — дружески протянул руку Чиабер. — Но что я вижу: кто посмел наложить грязную лапу на дидебула Картли, заковать его в цепи? Гей, люди!

Как будто дожидаясь сигнала, вся узкая лестница вдруг заполнилась. Тюремщики тащили небольшой трехногий стол, покрытый скатертью, кувшин с вином, шампуры с нанизанным мясом; сзади кузнец побрякивал клещами, он быстро расковал кандалы у ошеломленного Иванэ.

— Не обессудь, батоно, поужинаем с тобой чем бог послал! — с чарующей улыбкой произнес Чиабер. — А потом побеседуем с глазу на глаз.

Тюремщиков как ветром смело. Разлив вино по кубкам, Чиабер с чувством произнес здравицу.

— Кто ты теперь? — прошептал Иванэ.

— Э, ничего особенного — только царский вазир! — небрежно бросил Чиабер.

— Ты — вазир? Неплохо же оплачивает царь Георгий предателей! — не выдержал Орбели и поставил кубок нетронутым на стол.

Чиабер печально покачал головой.

— Вот так неразумные люди теряют своих лучших благожелателей и подставляют свою голову под топор. Пойми, батоно, спасти тебя и род весь твой великий хочу я. Грозен гнев государев, и трудно, ох как трудно будет отвести его от тебя! Но Бог милостив, и самому закоренелому грешнику не заказан вход в райские кущи. Но, согрешив, надо покаяться, учит святая наша церковь, иначе «несть спасения ни для души, ни для тела». А посему — выпей сей кубок, батоно, в вине — вся мудрость, говорит народная пословица, — и поразмыслим, чем можно помочь в твоей беде.

— Что же ты предлагаешь? — осушив кубок, более спокойно спросил Орбели. Оглянувшись по сторонам, Чиабер зашептал:

— Надо тебе прежнее царское доверие восстановить… чистосердечным признанием, как на духу!

Что — то фальшивое послышалось в голосе бывшего царского воспитателя. Но у Орбели не было другого выхода. Надо было спасать семью! Он горячо заговорил:

— Я во всем признался, батоно Чиабер! Да, я виновен, что поднял меч против своего государя, и готов понести наказание. Но дети мои невиновны — разве они могли пойти против отцовской воли? Пусть царь испытает меня на полях сражений против врагов Картли…

— Не против ли атабека Мухаммеда? — И впервые за вечер Чиабер поднял тяжелые веки над серыми колючими глазами.

«Все известно проклятому!» — со страхом подумал Орбели и опустил седую голову без ответа.

— Подумай, батоно, над моим предложением! — вкрадчиво говорил вазир. — Спасение твое и твоих родичей — в твоих же руках, но завтра я тебе покажу кое-какие документы. Доброй ночи!

И Чиабер исчез за дверью, оставив узника в тяжелом раздумье.

На следующий день громко загремел замок и в камеру вошел комендант цитадели — наш знакомец азнаур Шабурдан. Он еще не сдал должности и не уехал в пожалованное имение Кахети. Облобызав руку старого патрона и пролив слезу над его несчастиями, Шабурдан с великим бережением проводил князя вниз, где его уже дожидался Чиабер. В светлице на столе перед вазиром лежали какие-то пергаментные листы.

— Вот, батоно Иванэ, те документы, которые я обещал тебе показать. Прежде чем попасть в наши руки, они побывали в Тавризском дворце. На них твоя именная печать, князь!

И он протянул первый лист похолодевшему от тревоги Иванэ.

— Ваша челобитная. В ней вы просите — ты и твой высокородный брат эристав эриставов Липарит — помощи и спасения у атабека Мухаммеда Пахлевана против нашего государя Георгия Отважного, — смакуя подробности, излагал Чиабер содержание бумаги. — А этот лист — изменнический договор, который подписал князь Липарит с тавризским диваном, утвержденный атабеком. Шестьдесят тысяч всадников двинулись по этому соглашению на Грузию, но, хвала богу, опоздали! — заметил вазир, скромно умолчав о своей роли в этом деле.

Иванэ остолбенело смотрел на пергамент: «Сомнения нет — и текст, и печать, и подпись брата — все подлинное! Но откуда мог их заполучить Чиабер?» Тут Орбели вспомнил о Саварсалидзе и его проведчиках в Тавризе. Усталым жестом опустив листы на стол, он нарочито равнодушно молвил:

— Да, везде подпись брата Липарита, с него и спрашивайте!

«Эге, вот куда ты метнул, старик!» — подумал Чиабер и задал вопрос:

— Ну а все-таки, откуда оказалась твоя печать у Липарита?

— Ее взял брат без моего ведома! — окончательно запутался Иванэ. — «Господи, Господи, только бы детей спасти!..»