Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

— Что ты говоришь? — возмутился старик.

— Да, это так. Я спросил ее почему. Она ответила, что муж стал неимоверно ревновать ее, говорить, что у нее ненасытное лоно. «Придется поубавить твой аппетит», — пригрозил этот негодяй. Она тогда не поняла, как можно «поубавить аппетит». После совершенной над ней гнусности Юй чуть не умерла, долго истекала кровью. Когда рана зажила, она прокралась в покои мужа, хотела убить его, но лишь легко ранила. За это ее и превратили в рабыню. Так оба мы стали несчастнейшими из людей. Единственным утешением для нас было то, что мы случайно нашли друг друга. Мы начали работать вместе и жить как супруги. Никого это не интересовало. От былой красоты Юй почти ничего не осталось, поэтому надзиратели не трогали ее. Там было достаточно других рабынь, привлекательнее, чем Юй.

Среди работающих были и свободные, но разорившиеся нунфу — крестьяне из соседней местности. Они лишились всего: дома, земли, скота и трудились только ради еды, которую давали всем работающим. Как-то прошел слух о готовящемся побеге к сюнну. Затеяли его свободные нунфу. Среди них оказались люди, хорошо знающие сюнну, воевавшие с ними и даже бывшие у них в плену. Эти нунфу говорили: ночью выйдем через ворота в Длинной стене. Охрану, десять — пятнадцать шэнбинов, задушим. Нас много. Под покровом тьмы ускользнем в степи сюнну и сдадимся в плен. Они не убьют нас и не превратят в рабов, рабы им не нужны. Вокруг стойбищ сюнну, возле речек, ручьев, родников имеются пригодные для пахоты земли. Так мы будем выращивать просо, морковь, репу; сюнну разрешат нам это, если получат долю урожая. В землях сюнну уже живут ханьцы, когда-то попавшие в плен. Мы присоединимся к ним — и от голода не умрем, и станем свободными.

По вечерам, не отрываясь от работы, страдальцы часто пели песню «Шан лю тянь» [70] «На вольные земли уйдем». Перевод Л. Д. Позднеевой. .

— Эту песню кто только не пел в Поднебесной! — глубоко вздохнул старик.

— Стремление убежать к сюнну охватило всех, — продолжал Сяо Тан. — Мы с Юй тоже надеялись облегчить свою участь. Однажды ночью толпа людей рванулась к воротам. Юй забрала с собой маленький узелок с одеждой. Я взял в руки заостренный кол. Он напомнил мне, что я мужчина! Когда держишь в руках оружие, все остальное не имеет никакого значения. Во время стычки тебя никто ни о чем спрашивать не станет.

Но оказалось, что управители и надсмотрщики хорошо были осведомлены о наших намерениях. Как только толпа приблизилась к воротам, на нее накинулись конные шэнбины с мечами и палками в руках. Зарубили крайних, остальных нещадно били палками, хлестали плетьми. К счастью, мы с Юй оказались в середине. Нас чуть не задавили в толпе, но все же мы остались живы. Потом нас схватили, били и с кандалами на руках привели сюда. Вот уже год, как мы здесь работаем поварами.

Сяо Тан умолк.

— Куда ни взгляни — везде ту-ну, ту-бэй, лу-ну, обездоленные нунфу! — в который раз за время рассказа глубоко вздохнул старик.

— Сколько евнухов, насильственно лишенных радостей супружеской жизни! — добавил Сяо Тан.

— Да, так! Что поделаешь? Скажи, тебе лет, наверное…

— Мне двадцать два, а Юй — девятнадцать.

— Я думал, что тебе сорок, а ей не менее тридцати пяти.

— Видели бы вы Юй всего три года назад!

— Да! Так проходит наша жизнь… Единственная надежда: когда наши души уйдут в подземное царство желтых источников, будет им услада!

Наступило глубокое молчание. Двое обездоленных размышляли о судьбе рабов и бедняков, изнемогающих по всей необъятной Поднебесной от непосильного труда, голода и побоев.

Молчание нарушил старик:

— Многие пытаются вырваться за пределы Поднебесной. Думаю, Длинная стена нужна правителям прежде всего для того, чтобы удержать рабов в Чжунго.

— Выходит, Поднебесная вроде большой темницы?

— Об этом поразмысли сам… А кто тот грубиян, говоривший с тобой непристойно? — спросил старик. Он, видимо, почувствовал, что слишком далеко зашли они в своих рассуждениях, и пытался направить разговор в более безопасное русло.

— Вы это слышали?

— Да, я там был вместе с другими. Работал тогда мастером-каменщиком, хотя еле волочил ноги.

— Этот молодой нахал с двумя другими однажды ночью ворвался в нашу землянку. Я не стал препятствовать. Подумал, пусть Юй получит эту радость хотя бы с другим, коль от меня нет никакого толку. Но Юй потом сказала, что и ей это давно не доставляет удовольствия. Я не знал, что и с женщинами бывает так же. Оказывается, Юй только мучилась в ту ночь. Тот парень больше не заявлялся, по зато начал приходить надзиратель. Наберется морфия и терзает Юй всю ночь. В первое время я уходил из землянки. А потом Юй стала умолять, чтобы я не оставлял ее одну. Когда одуревший надзиратель измывался над Юй, я проводил рукой по ее челу, чтобы облегчить ее мучение. Этот надзиратель топтал последние остатки моего мужского самолюбия. Я помышлял убить мучителя его же мечом, а потом прикончить себя. Но Юй молила меня не делать этого и теперь удерживает. Если и я оставлю ее в этом темном мире, то что она будет делать одна, моя Юй? Ведь, кроме меня, у нее никого нет!

Последние слова Сяо Тан произнес еле слышно. Он встал и, вытирая слезы грязным рукавом, отошел от очага. До ушей старика долетели глухие рыдания.

Приход рабочего, которого надзиратель прислал помочь нести варево, означал, что Сяо Тана и старика ждут удары плети за задержку обеда.

Новый чэнсян Бу Ши, якобы тайком от Сына Неба, начал постепенно привлекать опального Чжан Цяня к посольским делам. Он поручал ему обобщать сведения послов, возвращавшихся из стран Запада, и готовить предложения, которые он, первый советник, от своего имени представлял императору.

— Давань, Дася, Аньси, Шеньду — это большие оседлые государства, но войска у них слабые, — излагал Бу Ши при очередном докладе выводы Чжан Цяня. — В то же время у кочевых народов — усуней, кангюей, юечжи — сильные войска…

— Что же нового в этих сведениях? — неожиданно спросил У-ди.

— Мы знаем, что… что эти государства великие… большие… — начал отвечать Бу Ши, проведя пальцами по морщинистому лбу. — Но о том, что войска Давани, Дася, Аньси слабые… раньше не было известно… Значит… — Бу Ши запнулся и, выдохнув, остановился.

— Значит, надо превратить кочевые племена в наших подданных! — негромко произнес У-ди. Император любил ставить приближенных в неловкое положение, чтобы они всегда чувствовали превосходство его ума.