Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

На следующий день в Чанъани по повелению Сына Неба началось семидневное жертвоприношение духу Великого Единого — Тай-и. Каждый день закалывали жертвенных животных — быков, баранов, свиней. Их кровью окрашивали фэнь-гу — военные барабаны. Под дробь этих барабанов шэнбины будут проливать кровь врага. Последний день жертвоприношения был самым торжественным. Перед жертвенником встали Сын Неба и главный жрец Куань Шу. На почтительном расстоянии от них выстроились самые именитые сановники — все в желтых одеяниях. Играла музыка. Маленький, сутулый Куань Шу воинственно поднял «творящее чудо» знамя Поднебесной и, осторожно проведя дряхлой рукой по древку с колючими шипами, наклонил его вперед. На шелковом полотнище по бокам были изображены солнце и луна, а в середине — звезды Северного ковша Бэйдоу и устремившийся вверх Желтый дракон. Три крайние звезды рукоятки ковша, названные Тянь-и, составляли как бы острие копья Тай-и — духа Великого Единого.

Куань Шу указывал знаменем в сторону запада. Стоящие разразились криком:

— На Давань! На Давань! На Давань!

Через несколько дней многотысячное войско конных и пеших шэнбинов тронулось на запад. Это был лишь передовой отряд, хотя по численности он не уступал всей армии Эрши цзянцзюня, отправленной в позапрошлом году по той же дороге. Он должен был прокладывать дорогу главным силам.

Ранней весной третьего года эры тай-чу, года зайца [124] В 102 г. до н. э. , шестидесятитысячное войско ханьцев выступило из Дуньхуана во второй поход на далекую, спрятавшуюся за Небесными горами, загадочную страну Давань. В названное число не входили гуртовщики овец и коз, крупного рогатого скота, конюхи, повара, торговцы, погонщики караванных верблюдов, мулов, ослов, лекари, знахари и многие другие обслуживающие войско люди. Для обеспечения шэнбинов всем необходимым было выделено более ста тысяч быков и волов, до тридцати тысяч лошадей и десятки тысяч ослов, лошаков и верблюдов. За шэнбинами следовали караваны, навьюченные съестными припасами, запасным оружием и самострелами. Специально выделенные люди разваривали, сушили и раздавали воинам рис, просо и другие съестные припасы. По словам ханьского историка, седьмая часть Чжунго следовала за войском! Общее число двигавшихся на Давань ханьцев составляло около ста тысяч человек. Отряды шэнбинов возглавляли более пятидесяти средних военачальников в чине сяовэя. Чжао Ши-чэн оставался управителем дел, а хаохоу Ли Чи и хаохоу Ван Кой — предводителями неизмеримо увеличившегося войска.

После того как войско перешло реку Яньшуй, тучи, пригнанные ветром с востока, покрыли все небо. Буря поднимала в небо удушающую пыль, в которую превращались под копытами иссохшая и потрескавшаяся бурая почва и желтоватые пески. Небо покрылось густой желтой мглой, почти не пропускавшей лучей солнца, изредка пробивавшегося из-за стремительно летящих туч. Воющая желтая буря миновала горы Кокшаал и понеслась в сторону Давани. А за ней под флагами Желтого дракона двинулись шэнбины в своих светло-бурых одеждах.

В Чанъани опасались, что хунны могут поддержать даваньцев — родственный им народ — и напасть на северную границу Поднебесной от Цзиньчэна до Баркуля. Для охраны этой части границы ханьцы выставили стовосьмидесятитысячное войско. Нельзя было полностью верить и зятю Сына Неба — хуньмо. Ведь и усупи состоят в родстве с даваньцами! Хунны могли также пройти через пески Гоби и алашаньские степи и, преодолев здесь Длинную стену, соединиться со своими давнишними союзниками на юге — цянами. Тогда они отрезали бы шэнбинам дорогу на запад, и даваньская война могла снова окончиться неудачей. Сын Неба так опасался за судьбу похода, что весь двор в эти дни не знал покоя. На севере, за Длинной стеной, на землях, недавно отвоеванных у хуннов, юечжи и других племен, были спешно образованы новые уезды Цзюйянь и Сючжуй. Из внутренних районов страны сюда переселили байсинов. Жителей новых поселений вооружили.

Так ханьцы присоединяли к себе ближайшие чужие владения под предлогом обеспечения безопасности своего войска, отправленного для завоевания других, более далеких новых земель.

Второй поход на Давань привел в движение всю империю.

Уход ханьского войска из кента Ю Нишан не замедлил изобразить как победу, достигнутую в результате принятых им мер.

А поздней осенью на имя праворучного бека Модтая пришло письмо от чэнсяна Гун-сунь Хэ. Первый советник императора писал, что шэнбины были посланы лишь для того, чтобы отомстить жителям кента Ю за истребление посольства Чэ Лина. «Верный слуга» Нишана растолковал ему, что письмо написано для того, чтобы усыпить бдительность даваньских правителей. Значит, шэнбины придут вновь! К Нишану вернулась рухнувшая было надежда вскоре сесть на трон.

Ихшид Мугува понял письмо по-своему: правитель Хань, видимо, убедился, что Давань неприступна, и поспешил восстановить нарушенное добрососедство. События, казалось, подтверждали то, во что так хотелось верить ихшиду. Никакой враг не страшен Давани. Ее отделяют от Хань высокие горы с труднодоступными снежными перевалами, безводные пустыни, кочевые племена, неожиданно нападающие и ускользающие при приближении вражеского войска. Если бы даже шэнбины Ли Гуан-ли двинулись дальше в глубь Давани, они потонули бы в глубоководной горной реке Йенчу Огоз или погибли бы под горными обвалами на подступах к перевалу Кугарт… К счастью для себя, Ли Гуан-ли уже там, в кенте Ю, успел убедиться в этом и вернулся назад. Видимо, он человек смышленый.

Чакиры, собранные из кентов и депар Давани, к концу лета, еще до получения письма от Гун-сунь Хэ, были распущены по домам. Беки Давани считали, что поздней осенью, а тем более зимой дороги на Давань для вражеского войска недоступны. Письмо Гун-сунь Хэ окончательно успокоило Мугуву, и он даже весной не стал собирать чакиров.

Беспечность ихшида передавалась всем жителям Давани. Ведь принимать необходимые меры против опасности вторжения, подготавливать войско и население к отпору врагу во все времена — дело правителей. Простые люди заняты трудом, повседневными заботами о семье, о своих детях. Если сам ихшид отпустил чакиров на зиму домой и не созывал их весной, значит, им не о чем беспокоиться. Обернув тряпками острые наконечники пик и лезвия мечей, чакиры прятали их высоко под крышей, подальше от детей, а сами уходили со стадами на высокогорные пастбища или принимались возделывать свои участки.