Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

После полудня ихшид Мугува в сопровождении праворучного бека Модтая и ясаулов-телохранителей выехал на место предполагаемой сечи. Обычно самоуверенный, Мугува походил сейчас на больного, потерявшего волю человека: все решения принимал Модтай, а ихшид только подтверждал его распоряжения, полностью полагаясь на своего праворучного. Предводитель войска Нишан, Чагрибек и все туменаги, оказавшиеся в Эрши, уже давно отправились на северо-восточные склоны Чилустуна. Они спешно готовились задержать врага за кентом Аргуан, за Чилустуном. Гонцы от посланных вперед разъездов в один голос сообщали о продвижении несметного ханьского войска, которое к вечеру могло достичь кента Аргуан. Потому ихшид с праворучным беком и поспешили туда, предоставив заботу об усилении обороны Эрши престарелому заутару.

Но вражеские воины не показывались. «Значит, что-то случилось с врагом. Сам Ахурамазда заботится о нас!» — решили правители Давани. Они не знали, что после неудачи, постигшей передовую тысячу шэнбинов в болотистом тугае, намерения вражеского предводителя изменились. Он решил ударить по Эрши сосредоточенными силами и поэтому остановил продвижение шэнбинов до тех пор, пока не будут взяты Селат и Дальварзин.

Панически тревожный для Давани, особенно для ее ихшида Мугувы, день прошел. Враг так и не появился на подступах к горе Чилустун. Зато всю ночь сюда прибывали чакиры и чавуши из Эрши, Неката, Ассаки, Кувы и других близлежащих кентов и депар. Гонцы сообщили, что врага не видно и на берегах Акбуры, следующей за Аргуансай реки. «Хвала Ахурамазде, что он задерживает чинжинов, а нам дает время подготовиться к сече!» — мысленно повторял ихшид.

В напряженном ожидании прошел и весь следующий день. Войско готовилось к битве. Были внесены изменения в боевые порядки чакиров. У лучников забрали копья и мечи, а взамен дали дополнительные колчаны, туго набитые стрелами. Чакиров с длинными пиками и вооруженных только мечами выделили, как и лучников, в отдельные ясаки. Теперь каждый ясак должен был сражаться одним оружием. Когда лучники, осыпав врага стрелами, будут возвращаться, на врага нападут чакиры с длинными пиками, которые продвинутся вперед под прикрытием лучников. Затем в сечу вступят чакиры с мечами, прикрываясь щитами. На крайний случай всем оставили кинжалы и большие ножи. Между ясаками наметили сравнительно большие промежутки для свободного разворота. Такое построение увеличит в глазах врага численность чакиров.

Приняли и другие меры. На склоне горы Чилустун выставили зорких наблюдателей. За большими валунами и в зарослях разместили засады лучников. Позади чакиров поставили стариков, пожилых женщин и подростков. В толпе этих безоружных людей расположили карнаи, сурнаи и барабаны. Издали ханьцам должно было показаться, что войско Давани тоже несметно. Теперь более уверенно можно было ждать неприятеля. На склоне горы Чилустун устроили укрытие для ихшида и праворучного бека. Оттуда было хорошо видно место предполагаемой сечи.

Ихшид Мугува воспрянул духом. Он вновь почувствовал себя повелителем, держащим бразды правления в своих руках и имеющим боеспособное войско.

Ночью к шатру ихшида прискакал гонец. Он сообщил, что чинжины подошли к правому берегу Акбуры и располагаются там на ночлег. Значит, завтра утром враг будет здесь!

Мугува снова погрузился в тяжелые думы. Да, он оказался не прав! Надежда на то, что ему удастся мирным путем устранить недоразумение, вызванное убийством грубого ханьского посла Чэ Лина, не оправдалась! Его беспечная уверенность в том, что вражеское войско не сможет достичь Давани, оборачивалась тяжелым испытанием для его народа.

Пронзительный рев карнаев, с которого обычно начинались все многолюдные торжества в Давани, сегодня на рассвете не веселил даваньцев, а возбуждал в них гнев. Почему какой-то неведомый народ, называемый то чинжинами, то ханьцами, пришел к ним с войной? Что им надо в этих горах и долинах?

Как только издали, со стороны реки Акбуры, показались ряды движущегося ханьского войска, карнаи взревели вновь. Им вторили барабаны, рассчитано ускоряя ритм, чтобы кони пошли резвее. В реве труб слышались протяжные стоны, плач матерей и жен по погибшим, хотя оружие еще не было пущено в ход, а только взято на изготовку…

Нетерпеливые аргамаки, привыкшие пускаться вскачь при первом же звуке карнаев, то резвились, передвигаясь из стороны в сторону, то вставали на дыбы. Трудно было удержать их на месте. Новый короткий призыв карнаев, сурнаев и барабанов привел в движение все войско даваньцев. В лучах восходящего солнца заблестели золотые шлемы, латы, налокотники, узорчатые пластинки, прикрепленные к ножнам мечей ихшида Мугувы, праворучного бека Модтая, предводителя войска Нишана, его заместителя Чагрибека и других беков, медные стремена и пряжки уздечек на конях простых чакиров. «Вся Давань выступает против врага!» — горделиво подумал в эту минуту ихшид Мугува.

Предводитель войска Нишан, самодовольно кивнув Мугуве, пришпорил коня и поднял в воздух плеть. Золото рукоятки сверкнуло на солнце. Лучники, стоявшие впереди других чакиров, поскакали в сторону врага. Тут же туменага Кундузбек подъехал к вооруженным пиками чакирам и начал им что-то показывать, размахивая пикой то в одну, то в другую сторону, будто вонзая ее в грудь, в бок, в затылок врага, в ребра вражеского коня.

Мчащиеся на быстрых конях лучники приблизились к неприятелю и на скаку пустили стрелы. Полетели стрелы и в ответ. С обеих сторон упали несколько десятков воинов. Лошади, оставшиеся без всадников, беспорядочно разбегались. По знаку сотника даваньцы повернули коней назад. Шэнбины погнались за чакирами. Те, прикрываясь щитами, оборачивались и на ходу метко пускали стрелы из луков. Шэнбины, несмотря на потери, продолжали преследование, уже предвкушая победу. Увлеченные погоней, они не сразу заметили, что по обе стороны отступающих, но уже встречным потоком, стремительно мчатся новые конники-чакиры. Часть шэнбинов в испуге натянула поводья; остальные продолжали движение, но и они вскоре поняли уловку даваньцев. Повернуть коней они не успели: в их толпу вклинились чакиры с пиками. Пока шэнбины спешивались, перекидывая луки за спины и хватаясь за мечи, многих из них пронзили пики даваньцев. Не выдержав натиска, ханьцы пустились наутек. Это как раз и нужно было даваньцам! Преследуя шэнбинов на быстрых аргамаках, они кололи их в спины, валили наземь их коней. Вскоре бой с передовыми отрядами шэнбинов закончился.

В этот день сечи больше не было. Передовые отряды шэнбинов, перейдя реку Акбуру, лишь приблизились к горе Чилустун. Даже острые глаза даваньских наблюдателей не могли увидеть хвост надвигающегося вражеского войска. В этом убедились и правители Давани, поднявшись на Чилустун. По сведениям гонцов, присылаемых беками приграничных депар, по донесениям разъездных отрядов, наблюдателей и по тому, что могли увидеть сами, они определили, что численность вражеского войска составляет не менее двадцати пяти — тридцати тысяч. Но они все еще не разгадали замысла Ли Гуан-ли. Цзянцзюнь уже в Дуньхуане разделил войско на две части по тридцать тысяч шэнбинов и отправил их разными дорогами. Это облегчило добывание по пути съестных припасов и фуража. Сам Ли Гуан-ли в сопровождении верных буцюев — личных охранников — следовал за отрядами Ван Коя, движущимися по алайкуль-селатской дороге. Вторая часть войска под предводительством Ли Чи после взятия кента Ю должна была наступать на Эрши через Кугартский перевал. Но Ли Чи почему-то задержался в кенте Ю дольше, чем намечалось. Тогда цзянцзюнь решил «переломать ребра» эршийцам до прихода Ли Чи. Поэтому шэнбины Ван Коя и вступили в бой с даваньцами у подножия горы Чилустун. В этом бою и до него — при взятии кентов Селат и Дальварзин и при встречах с разъездами даваньцев — ханьцы потеряли около трех тысяч шэнбинов. Таким образом, Эрши угрожало двадцатисемитысячное войско Ван Коя, возглавляемое самим цзянцзюнем. Подсчет даваньских правителей был близок к действительности. Они только не знали, что еще столько же шэнбинов следует сюда по другой дороге!