Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

Ломались пики, мечи, у воинов оставались лишь ножи. Сеча превратилась в резню, и так продолжалось дотемна. Послышался звук цзиньнао — гонгов ханьцев, призывавших к отступлению. Спустя некоторое время до ушей долетел и протяжный рев карнаев. Оставив на поле боя груды беспорядочно лежащих трупов, потянулись к своим станам небольшие группы шэнбинов и чакиров. Одни несли изодранное знамя с изображением Желтого дракона, а другие — конский хвост, прикрепленный к острию древка. Сечу эту никто не выиграл, обе стороны потеряли по нескольку тысяч воинов.

Ночью в обоих станах состоялись советы предводителей войск.

— Завтра основной удар чинжинов надо ожидать со стороны теснины ошской дороги. Одновременно они попробуют перейти Аргуаисай! — пытался угадать намерения врага замещающий предводителя Чагрибек. По мере того как война разгоралась, еще неопытный и не имеющий всей полноты власти в войске молодой Чагрибек все чаще рвался помериться силами в области полководческой мысли с искусным, зрелым и единовластным военачальником цзянцзюнем Ли Гуан-ли. Но решение на совете принималось всеми участниками с одобрения ихшида, и голос Чагрибека затерялся в разноголосье до предела возбужденных предводителей. Трудно было ожидать, что в такую минуту они смогут прислушаться к словам молодого Чагрибека и по достоинству оценить его сообразительность.

На совете в стане врага обстановка была иной.

— Даваньцев не так много! Нас ввели в заблуждение наши же наблюдатели, — подытожил совет многоопытный цзянцзюнь Ли Гуан-ли, раскусивший уловку даваньцев. — Этих тыквоголовых послать в сечу впереди всех, чтобы они хорошенько научились считать стрелы противника!

Обнаружив малочисленность даваньского войска, преграждавшего ему путь, Ли Гуан-ли, сильно обеспокоился. Что подумает о нем Ли Чи, когда подоспеет сюда из кента Ю с другой половиной войска? «Неужели сам цзянцзюнь без меня не смог разогнать горсточку даваньских чакиров?»

Управителя войском Чжао Ши-чэна цзянцзюнь послал к тем тысячам, которым сегодня предстояло опрокинуть заслон даваньцев в теснине ошской дороги и войти в кент Аргуан. Ван Кою же он поручил продвинуться во главе шэнбинов вдоль Аргуансай и к вечеру захватить деревянный мост у самого кента.

С утра третьего дня битвы трупный запах, вызывающий тошноту, начал обильно распространяться по обе стороны поля брани — и в сторону шэнбинов, и в сторону чакиров. Наблюдая начало битвы с вершины Айирмачташ, даваньские предводители убедились, что предположения самого молодого среди них, Чагрибека, были правильны. В самом деле, шэнбины, как саранча, заполнили теснину по ошской дороге и, прикрывшись щитами и латами, шли со стороны нижнего течения Аргуансай.

— Нам вчетвером здесь делать нечего. Чагрибека пошлем в теснину на помощь брату Карчигайбеку, — сказал Модтай. Праворучный бек не посмел сказать, что к месту схватки следовало бы отправить и предводителя Нишана. Но ихшид понял мысль Модтая и властно договорил:

— А Нишан отправится к Сиртланбеку!

На вершине остались теперь только двое — ихшид и его праворучный бек. Они должны были следить за ходом сечи и держать связь через гонцов со всеми тремя частями войска.

Сражение развивалось в основном так, как предугадал молодой Чагрибек. Часть шэнбинов устремилась к кенту Аргуан по берегу реки. Меткие стрелы чакиров из тумена Сиртланбека заставили этот отряд отказаться от намерения перейти Аргуансай; он направился в сторону Эрши, предоставив взятие Аргуана шэнбинам, нападавшим со стороны ошской дороги.

Тумен Карчигайбека хотя и с большим трудом, но до полудня удерживал теснину по ошской дороге. Шэнбины, подгоняемые плетками десятников и сотников, несмотря на большие потери, сумели потеснить чакиров. Тумен Карчигайбека вынужден был оставить первую теснину и закрепиться в другой, где соединяются Чилустун и Айирмачташ. Здесь они создали второй, более крепкий и мощный заслон. В это же время и чакиры Кундузбека, отойдя назад, заняли пространство между Айирмачташ и Аргуансай. Оба крыла шэнбинов продвинулись вперед. Но не успели они порадоваться отступлению даваньцев, как убедились, что оказались в ловушке; со склонов гор на них вновь посыпались стрелы чакиров.

В лощине закипела жаркая битва. Время от времени ревели карнаи, и лучники, затаившись за камнями, прекращали стрельбу; в это время вступали в бой всадники-чакиры. Вновь трубили эти длинные медные дышла — и даваньцы на быстрых конях скакали в сторону своего стана, а на шэнбинов с обоих склонов гор снова летели тучи стрел, пущенных меткими лучниками. В этой узкой лощине между горой Чилустун и Айирмачташ, по форме похожей на большую долину, в которой лежит вся Давань, чакиры чувствовали себя хозяевами. Они вынудили ханьцев драться в западне. Даже немногочисленное войско даваньцев смогло задержать здесь врага.

Ночью в даваньском стане вновь собрались предводители. Все беки сошлись на том, что надо продолжать сечу на этом месте, здесь остановить врага. Скоро прибудут чакиры из дальних кентов. Измотав противника, можно будет со свежими силами начать изгнание ханьских войск из Давани. Возражал лишь Нишан. Для него победа над ханьцами означала крах его честолюбивых замыслов. Поэтому он предлагал отступить.

— Вода в Аргуансай начала спадать! — обосновывал Нишан свое предложение. — Не надо забывать, что этот год будет засушливым. Так предсказывают паши почтеннейшие старики. Примерно через неделю вода в реке спадет настолько, что чинжины смогут перейти ее в любом месте и направятся прямо в Эрши!

— Пока обмелеет Аргуансай, успеют подъехать чакиры из Кувы, Мугуглана, Канда, Гесая, Чуста… — резко оборвал Нишана Мутува.

Наступило тяжелое молчание. Его нарушил прискакавший гонец. Упал в ноги:

— Великий ихшид! Подошло еще одно войско чинжинов! Они перешли Кугарт и сейчас уже на берегу Карадарьи… На рассвете будут здесь!

У всех, кроме Нишана, опустились руки, посерели лица… При общем горестном молчании праворучный бек Модтай грустно взглянул на ихшида и, поняв, что может говорить от его имени, негромко произнес:

— Ночью без шума укроемся за стенами Эрши.

Когда солнце поднялось над Чилустуном на высоту в три пики, предводители ханьского войска, успевшего окружить внешнюю стену кента, взобрались на сопку, находившуюся в цепи отрогов Малого Алая (даваньцы называли ее Жингиртепой). Отсюда был виден как на ладони весь Эрши, его внешняя и внутренняя стены, бойницы, дворец Арк, возвышающийся над остальными строениями, крыши домов, дворики, пруды, стога сена, лошади, люди, мечущиеся из стороны в сторону. Без труда можно было определить сильные и слабые стороны обороны осажденного города. Странно, почему это обстоятельство не учли предки даваньцев, основавшие Эрши?! Возможно, они, как и Мугува, не допускали мысли, что враг сможет прийти сюда. Для мелких стычек, время от времени происходивших между огушами до объединения Давани в единое государство, то обстоятельство, что Эрши расположен прямо у подножия гор, не имело большого значения. Люди разных огушей и без того как свои пять пальцев знали каждую улицу, каждый перекресток этого зеленого города, огибаемого с двух сторон быстрым течением Аргуансай. Случалось, что соседи подходили вплотную к стенам Эрши, чтобы помериться силами с людьми огуша аристаев из-за какой-нибудь обиды или недоразумения, и через два-три дня возвращались с миром. Пыль вражды между родственными огушами оседала сравнительно быстро, и Эрши, как и другие кенты Давани, никогда не бывал осажден плотно, всерьез и надолго. Да и об этих стычках даваньцы знали лишь по рассказам стариков, помнящих все чуть ли не со времен сотворения мира.