Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

Посланные к обозам шэнбины уже не застали там даваньцев. Но повсюду были видны следы лихого нападения. По приказу цзянцзюня шэнбины начали обыскивать окрестные лощины и овраги.

Неожиданно, без сигнала карнаев, несколько тысяч чакиров налетели со стороны гор на строящих насыпной арык шэнбинов. Тут же открылись ворота кента и выехало несколько тысяч всадников. Ханьские предводители поняли замысел даваньцев: отвлечь часть шэнбинов на защиту обозов, а тем временем незаметно приблизиться к кенту и вместе с вышедшим оттуда отрядом взять в тиски работающих ханьцев.

Ли Гуан-ли послал гонцов, чтобы немедленно вернуть шэнбинов от обозов.

Даваньцы напали так продуманно, что шэнбинам пришлось вести сечу сразу в семи местах: в трех — против напавших извне и в четырех — против вышедших из ворот. Окружить какую-нибудь из этих групп раздробленными силами было очень трудно. Занятые на строительстве насыпного арыка шэнбины, вооруженные лишь мечами и пиками, едва могли обороняться.

Появившиеся из главных ворот чакиры, видимо, зная, что у работавших не было луков, подъехали так близко, что чинжины без труда могли различить среди них женщин, которые на скаку стреляли из луков.

Подоспевшие конные шэнбины зажали отряд даваньцев с трех сторон. Завязалась рукопашная. Женщины под прикрытием мужчин-чакиров начали отходить к воротам.

— Почему не отходишь, Чолпаной? — крикнул десятник чакиров Камчи. — Погибнешь!

— Не бойтесь! — ответила она, пытаясь смешаться с толпой мужчин. — Тут под копытами коней лежат кости моего Тохтара! Я должна свалить здесь еще не одного чинжина!

Камчи подхлестнул своего коня и ускакал вперед. А Чолпаной, пустив стрелу, уже нацеливала другую. Она видела, что одна из женщин упала с коня. Вокруг нее завязалась схватка. Видимо, шэнбины хотели взять женщину в плен, но в это время подоспели чакиры десятника Камчи, подняли раненую на седло и унесли к воротам. Когда ворота закрылись, около десятка мужчин, оставшись снаружи, отчаянно отбивали натиск шэнбинов и, убив многих из них, пали сами.

Упавшей с коня женщиной была Зебо. Родившись в Эрши, в семье согдака, она с самого детства вела домашние дела и была непривычна к верховой езде. Оттого перед свадьбой Шункарбек запросто догнал ее и взял к себе на седло. С тех пор, вот уже пять лет, она ни разу не садилась на коня. Но сегодня утром язвительные насмешки Гулчечак и другой невестки из огуша аристаев, признанных наездниц, заставили ее сесть на аргамака. Вот она и упала. Когда она лежала на земле, наконечник пики шэнбина вонзился ей в бедро, а разгоряченные в сече кони размозжили тело несчастной. Зебо стонала. Еле придя в себя, она попросила привести к ней двух ее малышей. Когда вошли черноглазые мальчонки, она, сдерживаясь изо всех сил, прижала их к груди и поцеловала. Так она попрощалась с детьми. А ее мужа, Шункарбека, в это время не было в кенте. Он возглавлял чакиров, бившихся напротив других ворот, и не знал, что его жена, не умеющая сидеть на коне и так и не научившаяся стрелять из лука, присоединилась к женщинам, сражавшимся за стеной кента.

Когда Шункарбек вошел в кент, Зебо уже не дышала. Вокруг ее тела собрались родственницы, подруги-невестки и девушки, они причитали, рыдали, несмотря на то что Заратуштра, великий пророк, запретил плакать над умершими. Гулчечак и невестка, упрекнувшая Зебо утром, корили себя за бессердечность. Гулчечак оправдывалась только тем, что ее язвительные слова были сказаны для того, чтобы поднять на сечу всех других женщин Давани. И теперь над телом погибшей все собравшиеся поклялись отомстить чинжинам за ее смерть.

О смерти Зебо, невестки ихшида Модтая, быстро узнал весь кент. Болью отозвалась в сердцах людей гибель беззащитной, даже не умеющей ездить верхом и стрелять кроткой женщины, матери двух детей. Ярость эршийцев умножилась.

Заутор, прочитав молитву над трупом Зебо, сказал:

— Зебо и мертвая продолжает сражаться с врагом.

Было полнолуние, и Ли Гуан-ли велел продолжать работы на насыпном арыке по ночам. «Каждый день дорог. Цзянцзюнь даваньцев оказался чертовски ловким, он не даст нам ускорить строительство арыка днем. Пока он не придумал чего-нибудь похуже, надо дотянуть насыпь до стены кента», — рассуждал про себя глава ханьского войска.

Шэнбины, работая днем и ночью, при лунном свете, быстро наращивали насыпь. Даваньцы молчали. «Они растерялись, так и не справившись с нами!» — радовались ханьские военачальники.

С того времени, как был отведен в сторону арык, текущий по склонам сопок в город, мимо лагеря чинжинов, беспрерывно журча, стремительно неслась прозрачная вода. По ночам это журчание достигало ушей измученных жаждой эршийцев. Но в полночь вода вдруг перестала течь…

— Чакиры Марданбека сделали свое дело, — сказал Чагрибек собравшимся под стеной внутри кента сотникам. — Теперь наша очередь…

Сотни чакиров спустились по арканам со стен, подняли неимоверный переполох в стане чинжинов. Спавшие шэнбины не сразу поняли, в чем дело. Работавшие, бросая носилки и медные чаны, в которых таскали глину и щебень, кинулись за мечами и пиками. Там, где лежало их оружие, началась давка. Те, кто уже взял оружие в руки, не могли вырваться из толпы, а другие не могли дотянуться до него. То там, то здесь завязывались драки. И долго после того, как чакиры, еще затемно, поднялись по арканам на стены и вернулись в кент, шэнбины метались из стороны в сторону, впустую пуская стрелы и ругаясь. Суматоха продолжалась до самого рассвета.

Так и не заснувшему Ли Гуан-ли рано утром доложили:

— Наверху в пяти местах они сровняли арык с землей. Берега арыка разрушены там, где он проходит над оврагами и крутыми склонами. На месте водозабора все опоры вырублены. Вода не течет по арыку.

— Сколько дней нужно, чтоб восстановить разрушения? — спросил цзянцзюнь знатоков водного дела.

— Не меньше недели! Потребуется тысяч шесть шэнбинов.

Еле подавив разбушевавшуюся ярость, Ли Гуан-ли попытался хладнокровно оценить обстановку. Тысячи четыре шэнбинов охраняют обозы, снять их нельзя. Тысяч пять будут строить насыпь, чтобы дотянуть арык до стены кента. Им хватит работы надолго. Значит, лишь десять тысяч будут окружать кент. Если чакиры ударят одновременно изнутри и снаружи, осада может быть прорвана. Так оно и будет, это очевидно…

Третий раз в жизни Ли Гуан-ли впадал в такое отчаяние. Впервые это произошло, когда его войско было окружено и разгромлено хуннами в отрогах Хингана. Второй раз — в позапрошлом году, когда он вынужден был с позором вернуться из приграничного кента Ю в Поднебесную. И вот теперь, под стенами далекого от Чанъани Эрши, он снова чует неминуемое поражение… Чтобы успокоиться, он припомнил мудрое изречение: «Каждому воину предназначена одна стрела!»