Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

А в таком разе недурственно изучать бы литературу и без графа Толстого. Только вот что значит Россия без него?..

Это ж понимать нужно. Успел вот ведь пролезть в душу. Не обойдешь…

«Севастопольские рассказы», «Война и мир» и еще там пятое-десятое — это ж сколько патриотизма! Прямо на нашу, рабоче-крестьянскую, пользу. Особливо если принять, что не только Ленин и партия одно и то же, но Ленин и Россия одно и то же…

Ну, а счастье, где оно все-таки?..

Много раз я встречался и встречаюсь с позицией: «Писать бессмысленно, от слов зло не отступит».

Я убежден: такого рода отгораживание уже позиция зла. Это значит предавать народ. «Чтоб кровь не обрызгала гимнастерку». Все зло невозможно без массовой поддержки людей. Следовательно, нужно растлить, растлевать людей.

А это означает, что все в искусстве надлежало рассматривать именно с данных позиций: в растление или нет.

Советская культура — это псевдокультура, правда лишь подразумевается или декларируется, а если и находит выражение, то загнанно, сверхиносказательно. Это — искусство притворства с редчайшими вспышками правды, но прежде всего это всеобщая затем-ненность сознания.

В то же время искусство в России (и это традиция), особенно новой, — державное. По-другому искусство люди в своей основной массе не воспринимают. Игра цвета, чувств, мыслей, форм не только не ценится, не только не составляет потребности духа, но воспринимается как нечто враждебное. Эта традиция державного искусства даже очень проглядывает в творениях светочей — Чайковского, Глинки, Пушкина, Толстого…

Все тот же примат государства над человеком, все та же вечная и проклятая для России тема: жесткая зависимость жизни от государства, что оборачивается униженностью существования каждого перед обществом, государством. Остается лишь долг, униженность и безгласность, замкнутые на подчиненность перед любыми носителями власти. Во весь рост поднимается чиновник (воистину державный хам русской жизни) — единственная подлинная власть и ценность в государстве, хозяин его граждан.

И все это именем и от имени государства, его истории и народа. Мгновенная и незаметная подмена понятий, уничтожение человека, превращение его в тварь, винтик, средство…

Только социалистическому искусству должен отдавать художник силы и талант. Только такого художника увенчивают ордена, премии и признание.

Литературы, искусства в высоком значении быть в советской России не может. Слишком подавлено «я», а именно это «я» — основа любого искусства. Не только монголо-татарщина, но и бесконечно долгое крепостничество искалечило русского человека. Так и остался он им, крепостным, как какой-то необыкновенно живучий, выносливый ствол под вековыми ветрами и первобытной стужей…

Лев Толстой писал 7 марта 1910 г. из Ясной Поляны Ш. Вулу:

«Слова, сказанные Христом, не оттого важны и можно ссылаться на них, что они сказаны Христом. А сказаны они Христом потому, что они истинны и записаны в сердце каждого человека».

Я не написал бы не то чтобы книги — ни единой строчки вообще, коли видел бы в советском марксизме хотя бы ничтожную способность к изменению. Это застывшая, жестокая полицейская догматическая система. Изменяясь, она оставляет неизменным свое нутро — свои утопические претензии, позор унижения своим богочеловеком, следовательно, свое право руководить, гнать людей к идеалам счастья, которыми они не владеют и владеть неспособны. Невежество и самодовольство покоятся в основе их, большевиков, взглядов на мир. Все их существо — из привычек к насилию, господству над людьми, непреодолимой тяги к паразитизму. В них ничего от подвижничества праведников, желания раствориться с народом, делить его тяготы. С головы до пят это карьеристы и извратители правды. Ленинизм — это опасная заразная болезнь. Переболев им, русский народ должен вытравить его из души и тела; проклясть эту толпу изуверов, что ради догм и выгод готова снова и снова мучить людей на пути, который ведет в никуда, но прежде — в муку, нужду, одичание…

Их вождь посеял ядовитые семена, разъединил народ, растлил его душу.

Дух народа, закованный в объятия скелета.

«Но он жестоко ошибается, когда сознает свою свинью Богом». Вечный мертвец учит живых жизни.

После адского одичания, зверств, потери народом самого себя смеет твердить свои слова — впрыскивать тот самый яд, который отравил не только русских, но и добрую часть человечества; чумой, мором, бурей прошел по земле.

И этот вечный мертвец все еще смеет размыкать уста и поучать, указывать, клеймить, судить…

Какая кровь нужна еще, какие муки и какое запустение душ, дабы прозрел народ, дабы догмы зла утратили силу?..

«Чтоб кровь не обрызгала гимнастерку…»

Когда же шаг народа обретет свободу?..

Неужели узда, кнут и ложь есть идеал жизни? За сытость — холопство, униженность?..

Наше время поставило на пробу все учения и все дела прошлого без исключения, как бы авторитетны, заманчивы и убедительны они ни смотрелись до сих пор. В нынешней борьбе за выживание российских народов религиозная философия Толстого принимает совсем не тот смысл, который мы в нее вкладывали в свои ученические годы (и вкладывал я в данной книге, готовя эту главу более десятилетия назад). Анализ с позиций нашей борьбы требует совершенно иных оценок, ибо бездумно-традиционное следование религиозным догмам Толстого ставит наши народы под разгром. Мы уже не на словах, а на деле можем лишиться своего дома.

Все это стало возможным и обрело значение жизни и смерти при возвращении Бога России. Она была отлучена (не вся, разумеется), и все, что было связано с верой, имело для нее как бы отстраненное бытие. Теперь православный Бог как бы заново крестит Россию…

Выражением этого критического отношения к Толстому (отнюдь не нового, но затушеванного, а то и вовсе скрытого из-за утраты большинством народа религиозности, особенно интеллигенции) является литературное наследие К. П. Победоносцева — обер-прокурора Святейшего Синода и наставника двоих последних самодержцев.

«Толстой оставлял за собой монопольное право на истинное толкование учения Христа, по сути дела, отвергал и существующую российскую государственность, и православную церковь, когда называл убийц царя «врагами существующего порядка вещей», будто бы боровшихся за высшее благо всего человечества». В страстном желании обрести веру он был обречен никогда ее не обрести, ибо искал аудиенции у самого Бога, приуготовляя себя к ней личным опрощением, забыв, что путь к Богу лежит через соборность, приобщиться к которой невозможно, минуя врата общего храма.

Победоносцев… прямо написал ему (Толстому. — Ю. В.): «Прочитав письмо Ваше, я увидел, что Ваша вера одна, а моя церковная другая, и что наш Христос — не Ваш Христос. Своего я знаю мужем силы и истины, исцеляющим расслабленных, а в Вашем показались мне черты расслабленного, который сам требует исцеления» [104] Из вступительной статьи А. П. Лашцикова «Предотвратить ли думою грядущее?» к книге К. П. Победоносцева «Великая ложь нашего времени». .