Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Ответить что-либо, дать какой-то совет я, естественно, не мог, и Сталин, конечно, понимал это. Что мог сказать и что мог посоветовать в то время и в таких делах командир авиационной дивизии?

Вошел помощник, доложил, что прибыл Борис Михайлович Шапошников:

— Маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба.

Сталин встал, сказал, чтобы входил. На лице его не осталось и следа от только что переживаемых чувств. Начались доклады.

Получив задание, я уехал…»

…Она подняла стеклянную крышку над витриной и бережно, с очень заметной осмотрительностью вынула фрак.

— Возьмите, подержите, — предложила она.

И я принял фрак Пушкина в свои руки.

Первое впечатление — размер фрака: совсем крохотный, детский! Ну просто невозможный! И тут же, это простегнуло меня, я скорее принял всем телом, нежели увидел это рыже-бурое пятно понизу, уже изрядно вылинявшее за полтора века. Я напрягся, чтобы не выдать дрожь головы.

Точками, мерцанием реяла тишина в квартире Пушкина…

Это было в июле 1974 г. После опасно изнурительной работы (издал наконец свою многострадальную рукопись «Особый район Китая») я впервые смог выехать из Москвы. Долгие пять лет сверхработы, то утраты надежды, то…

Фрак держать я не мог. Я вернул его нашей провожатой.

У битая Россия…

За чувства, стихи, гордо поднятую голову…

И никакая живая вода не воскресит…

Не уберегли… ни тебя, ни Россию…

Но это неправда, ленинизм не только насилие и подлоги (вместо справедливости и свободы — диктаторы, тюрьмы и палки). Была вековая мечта народа, людей о лучшей доле. О жизни без власти только толстого кармана, о справедливости для всех.

Без погони за деньгами любой ценой ты не человек. Человек — это деньги. Каждый человек имеет денежную стоимость.

Эх, пожить бы без господ, без самоуправств толстого кошелька!

Поклонение не Богу, не правде, не красоте, не просто Жизни, а выгоде, прибыли, золоту, власти золота…

Чтобы был человек, а потом уже все остальное, не прибыль, доходы, а человек.

Люди исстрадались в мечтах о таком мире. Исстрадались и поместили в сказки, только в сказки, вымысел… и рай послеземного бытия… молитвы…

И вдруг — Ленин, коммунизм, справедливость!

Народ повернулся к нему. Разве ж за такое не стоит положить жизни!..

Да, так тоже было… и есть.

Самое важное и самое первое — собственность. Через людей переступают, они мешают, они лишние. Торжествует принцип голой наживы, Барыш определяет все, не существует иных ценностей. Пронырливость, стяжательство вытирают ноги о людей и народ. Народ покорно несет новую беду на плечах…

Уже рукопись готова, завтра отвезу в редакцию «БЛИКа» [129] ски пренебрежительно. Иногда пробовали надуть, присвоить рукопись — было и такое. Иногда при редактировании нагло уродовали текст — и я забирал рукопись. Лишь после «БЛИКа» рукопись пошла в работу — это было ее пятое пристанище. Мало написать книгу, измочалив сердце, — нужно еще пробиться к читателю, тратя на это сил не меньше, нежели на работу с рукописью. Я уже понемногу привык к этому и лишь окаменело-безразлично наблюдаю за всеми манипуляциями. Где-то в душе спеклась боль, а молчишь… Да и было ли в моей жизни иначе?.. (А «БЛИК» тоже надурачит меня.) , а мысли все о ней. Дописал книгу в феврале — никто не взял. Рукопись поневоле оставалась на столе, и я, что ни день, прикладывался к ней, продолжая жить только ею… и дополнял ее, дополнял…

И вот уже август на исходе.

И книга незаметно, но стала другой. Выходит, и зло способно оборачиваться благом…

Какие-то куцые месяцы минули, ну февраль… март… июль… А сколько событий! О чем страшились говорить — стало фактом жизни. Те же месяцы, дни, а сколько каждый вместил! И самое замечательное — как вырос народ, какое стремительное прозрение!..

Рукопись на столе, книги смотрят с библиотечных полок — и в сознании продолжается работа: хорошо бы вставить это, а к этому вот добавить, не забыть о том помянуть, и вот это — само просится…

И расчехляю машинку, отбиваю вереницы новых страниц… Пусть, пусть… Настоящая книга обязательно выше своего создателя — в этом я убедился. Есть внутренние силы сцепления мыслей, выводов, страстей — и они диктуют свою волю. Ты только познаешь ее. И книга складывается по своим законам. Я только стараюсь эту внутреннюю логику не загубить — развернуть точно.

И этому есть объяснения. В меня тоже заложена воля событий. Я пишу, стараясь опережать события, но не всегда это удается.

С час назад вернулся — ходил на рынок, в магазинах почти ничего не купишь, а купишь — почернеешь от очередей. Из почтового ящика вынул «Известия». Мокрый от сумок, остываю в кресле, прочитывая газету. И весь проваливаюсь в чтение рубрики «Письма о жизни».

И вчитываюсь в одно письмо, вчитываюсь…

Как же можно после этого молчать?

Сажусь за машинку. Пусть еще вставка, пусть самая последняя! Люди должны знать, что было. Годы все затянут мертвой зыбью — и боль, память ослабевают, а после незаметно отступят, сотрутся, ничего не запомнится. Да к тому же я не раз был свидетелем того, как вышибаются из памяти события, как ложь выдается за правду и как все начинают верить в эту единственную «правду», назначенную.

Сбоку, на газетной колонке, оттиснуты слова письма.

Нет, не убит — вполне благополучно дожил до пенсии. Но ограблен! Ничего не осталось — отнята жизнь, и неизвестно за что. Целые поколения живых, но с отнятыми жизнями — вот это должна вобрать огнем память.

Надо обязательно запечатлеть в книге этот крик сердца. Пусть ляжет красной пламенной лентой в историческую память народа — боль, оскорбление, унижение. За что? За честно прожитую жизнь?..

Письмо названо «В чем я виноват?». Привожу его дословно.

«В 15 лет, прибавив себе 3 года, я ушел в сорок первом воевать — надо было Родину защищать. После войны честно работал, восстанавливал страну и не считался ни с плохой пищей, ни с малым заработком.

Но сегодня мне говорят, что я опять виноват в развале экономики, и опять я должен платить за чью-то нерадивость и бесхозяйственность. Правительство бросало налево и направо мною заработанные деньги, выходит, виноват?..

Как вы думаете, сколько можно пользоваться моим терпением? Шахтеры, мол, не правы, что требуют отставки правительства, на митингах тоже не правы, что кричат «Долой компартию», а кто тогда прав?..

Хорошо, теперь уже смерть не за горами, ведь другого счастья нет. Как же так, что до сегодняшнего дня некому защищать нашу честь и спросить с действительно виновных? Разве от хорошей жизни у нас раздаются выстрелы в республиках и до сегодняшего дня нигде нет покоя?..

В первые часы Советской власти объявили: земля — крестьянам, заводы — рабочим! Только всю прибыль от работы забрали, а куда ту прибыль девали — опять покрыто мраком. Нельзя же всю жизнь на одном обмане ехать.