Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Документы красных дорисовывают картину павловского рейда [75] См. Акшинский В. С. Климент Ефремович Ворошилов. М., Политиздат, 1979, с. 103. . Слово начдиву Конармии О. К. Городовикову:

«Помню, как ночью в феврале 1920 г., когда белогвардейщина скатывалась к берегам Черного моря, под станцией Торговой конный корпус генерала Павлова внезапно напал на стоянку Конной армии [76] 30 ноября 1919 г. конный корпус Буденного после ожесточенного боя овладел селом Велико-Михайловка. С этого дня корпус стал Первой Конной армией. . Части дрогнули. Удар был внезапен, ночь глуха, на дворе трещал 20-градусный мороз. Паника стала охватывать бойцов. Тогда по улице поселка проскакала вдруг кавалькада всадников. Впереди на своем неизменном Маузере крутился Ворошилов.

— Товарищи бойцы! — кричал он. — Назад, в контратаку! Лучше смерть, чем такой позор… Вперед!

Вокруг… собрались отдельные взводы. На выходе из поселка к нему подскакали два эскадрона, сохранившие строй. Через час все части собрались в мощный кулак (интересно, что делал в этот час генерал Павлов? — Ю. В.). Павловская атака (не атака, а угроза атаки, появление белых в непосредственной близости от расположения красных ночью, в мороз. — Ю. В.) была опрокинута. Во главе с Ворошиловым и Буденным отборные полки Первой Конной разрезали пополам корпус Павлова, оттеснили на открытую равнину. Несколько тысяч белогвардейцев погибли в этой кровавой сече».

Ворошилов (1881–1969) являлся бессменным членом и председателем РВС Конной армии, Буденный (1883–1973) — членом РВС и командующим.

Членом РВС армии был и Е. А. Щаденко — по его ретивости много людей лягут в землю или наглотаются слез. Думается, по данной причине он не удостоился чести наличествовать в Советской исторической энциклопедии, а был известен и весьма вхож к «самому». Большевистскую ярость «до классового врага» пережигал, будучи распорядителем кадров сначала Красной, а после Советской армий. Не шибко отстанет от него и генерал Запорожец — тоже прочесывал армейские кадры. Горькую по себе «вырыли» память.

На крымский клочок земли оказались выброшенными остатки некогда грозных белых армий. Генерал Врангель отмечал:

«В Крым переброшено было, включая тыл, около двадцати пяти тысяч добровольцев (то есть солдат и офицеров Добровольческой Армии. — Ю. В.) и до десяти тысяч донцов. Последние прибыли без лошадей и без оружия. Даже большая часть винтовок была при посадке брошена. Казачьи полки были совершенно деморализованы. Настроение их было такое, что генерал Деникин, по соглашению с Донским атаманом Богаевским и командующим Донской армией генералом Сидориным, отказался от первоначального намерения поручить донским частям оборону Керченского пролива и побережья Азовского моря и решил немедленно грузить их на пароходы и перебросить в район Евпатории, отобрав от полков последнее оружие.

Добровольческие полки прибыли также в полном расстройстве. Конница без лошадей, все части без обозов, артиллерии и пулеметов. Люди были оборванны и озлобленны, в значительной степени вышли из повиновения начальников. При этих условиях и Добровольческий корпус (Кутеповский. — Ю. В.) боевой силы в настоящее время не представлял.

Фронт удерживался частями генерала Слащева…»

А Крест все не рушился; казалось, источен жаром, вот-вот раскатится на угли. А он нет, откуда-то из недр черпает силу — и стоит, стоит… Ровно Господь еще надеется на что-то…

Нестерпим его пыл каждому русскому. Гудит, вихрится огонь.

Видны лапы и тело Креста — огромный огненный смерч — знамение прошлой и будущей жизней.

Памятник всем жизням.

Высокой душевной силы народ… потерявший силы, надорванный… прими поклон от меня. Шел я с тобой одной тяжкой дорогой. Буду с тобой до конца. Не оставлю. Никогда не отступлюсь — всегда с тобой…

Все века, громада тысячелетия России взирают на нас: кто же мы для нее, что мы можем?

Примем же каждый муку с народом, не отступим от Родины; будем с нею, не дадим порочить ее светлое имя; будем, как и предки наши, опорой ей. Не дадим сгинуть нашей свободной речи, песням, музыке, великим письменам и гордости наших прадедов и пращуров.

Кто же мы для России? (Писал я это 15 ноября 1991 г.)

Позже, уже в эмиграции, Деникин напишет:

«Развал так называемого тыла — понятие, обнимающее, в сущности, народ, общество, все невоюющее население, — становился поистине грозным. Слишком узко и элементарно было бы приписывать «грехам системы» все те явления, которые, вытекая из исконных черт нации, из войны, революции, безначалия, большевизма, составляли непроницаемую преграду, о которую не раз разбивалась «система».

Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам. Он одинаково владел и хозяином, и работником, и крестьянином, и помещиком, и пролетарием, и буржуем. Все требовали от власти защиты своихправ и интересов, но очень немногие склонны были оказать ей реальную помощь. Особенно странной была эта черта в отношениях большинства буржуазии к той власти, которая восстанавливала буржуазный строй и собственность. Материальная помощь армии и правительству со стороны имущих классов выражалась ничтожными в полном смысле цифрами. И в то же время претензии этих классов были весьма велики…

Долго ждали мы прибытия видного сановника — одного из немногих, вынесших с пожарища старой бюрократии репутацию передового человека. Предположено было привлечь его в Особое совещание. Прибыв в Екатеринодар, при первом своем посещении он представил мне петицию крупной буржуазии о предоставлении ей, под обеспечение захваченных советской властью капиталов, фабрик и латифундий, широкого государственного кредита. Это значило принять на государственное содержание класс крупной буржуазии, в то время как нищая казна наша не могла обеспечить инвалидов, вдов, семьи воинов и чиновников…

Чувство долга в отношении отправления государственных повинностей проявлялось очень слабо. В частности, дезертирство приняло широкое, повальное распространение… Борьба с ним не имела никакого успеха. Я приказал одно время принять исключительные меры в пункте квартирования ставки (Екатеринодар) и давать мне на конфирмацию все приговоры полевых судов… Прошло два-три месяца; регулярно поступали смертные приговоры, вынесенные каким-нибудь заброшенным в Екатеринодар ярославским, тамбовским крестьянам, которым неизменно я смягчал наказания; но, несмотря на грозные приказы о равенстве классов в несении государственных тягот, несмотря на смену комендантов, ни одно лицо интеллигентно-буржуазной среды под суд не попадало…

Не только в народе, но и в обществе находили легкий сбыт расхищаемые запасы обмундирования новороссийской базы и армейских складов…