Владимир Москалев - Королева Бланка

И Тибо сжал кулаки. Этому надо положить конец. Он не должен стать объектом для сплетен и насмешек, и он убьет проклятого дракона сестер Гесперид, а потом устроит супруге показательную сцену наказания за супружескую измену, например, отрубит ему голову, а потом подаст супруге на блюде его жареное сердце. Она скажет, что ничего вкуснее не едала за всю жизнь, а он, злобно смеясь, ответит ей, что то было сердце ее соблазнителя. В доказательство он покажет ей его отрубленную голову [16] Такой случай произошел в замке Руссильон с трубадуром Гийомом де Кабестанем, влюбленным в донну Соремонду, супругу графа Раймонда. Узнав об этом, король Арагонский велел схватить графа и посадить в тюрьму, откуда он уже не вышел. . Однако для этого надо победить и продолжать начатое им дело, забыв упреки и сетования маршалов Шампани и Блуа.

– Я иду на Париж, чтобы наказывать и мстить, – коротко и зло бросил Тибо своим советникам и дал шпоры лошади, давая этим понять, что говорить больше не о чем.

Он вел свое войско на женщину, мечтал покорить ее, заставить просить у него прощения за нанесенные ему обиды. Он желал въехать в Париж как триумфатор, как Цезарь, добившийся должности военного трибуна и вытеснивший с этого поста Гая Помпилия. А за ним ехали Алоиды [17] Алоиды – великаны, сыновья Посейдона, восставшие против верховного бога и стремящиеся низвергнуть Олимп. , желавшие власти, могущества, мечтавшие погубить монархию.

Так добрались они до рубежа, разделяющего два графства – Дрё и Шартр. Впереди исток реки Эр, делающей полупетлю, которая проходит через город. Войско миновало верховье Эра и направилось дальше по равнине. Прямо по курсу – левый берег реки, обогнувшей Шартр. Однако что-то не видно ее самой, какая-то темная масса копошится на берегу. Но самое интересное – эта масса ширится, растет и стремительно движется вперед, прямо на Тибо, за спиной которого взволнованно переговариваются между собой оторопевшие Алоиды.

Тибо вгляделся и сразу все понял. Войско! Королевское, какое же еще. Дьявол, она опять опередила их! Похоже, сам Бог помогает ей.

Он поднял руку. Рать остановилась разом, будто давно уже ждала именно этого сигнала. Но воины не опускали копий с крючьями у наконечников, хотя войско неприятеля подошло уже совсем близко. Они ждали. Сейчас все решает господин, их сеньор, сюзерен. И тут она застыли в недоумении всей своей массой, будто с неба низринулся на них жидкий гипс, тотчас затвердевающий у земли: королевское войско остановилось. Меньше полумили между передними рядами противников. Они уже видят друг друга. Молчание с обеих сторон, хмурые лица, тяжелые взгляды. И полная неподвижность. Что несет она, застывшая, сотням, тысячам людей, вынужденным убивать во имя неведомых им интересов сильных мира сего?..

Но вот королевская армия задвигалась. Маршалы Монфор, Бурбон и Клеман отдавали быстрые и точные приказания, выстраивая полки в боевой порядок, готовя их к атаке.

И тут вперед выехала Бланка верхом на белом коне. Она желала первой увидеть того, кто выступил против нее с оружием в руках. Кто он, мятежник, замышляющий совершить переворот? Чьи штандарты увидит она? Кто дерзнул поднять знамя бунта против короля? И, почти не сомневаясь, что различит цвета Плантагенетов, она смело отъехала от передних рядов на сотню шагов… и резко натянула поводья. Конь, заржав, поднялся на дыбы. Бланка не поверила своим глазам: знаменосцы держали в руках штандарты графства Шампань. Тибо!!! У нее остановилось дыхание. Так вот кто желает командовать ее сыном, юным королем! И он в первых рядах. Неужели он посмеет?..

Тибо, не отрываясь, смотрел на королеву и дрожал. Она была от него совсем недалеко, он хорошо видел ее, изящную, красивую, в шляпе с белым пером. И былые чувства вновь нахлынули на него, захватили его целиком, затуманив взор, помутив разум. И тотчас было забыло им все – былая злость, ненависть, клятва мести… Отмелось, словно мусор, то, что разлучило этих двух людей. Разом, точно могучим ураганом, унесло все преграды, стоящие на их пути, мешающие им видеть друг друга, говорить вдоволь… препятствующие их любви!

И понял Тибо в эту минуту, что погиб навсегда. Он уже ничего не видел вокруг, только эта белая лошадь стояла у него перед глазами, и в седле – прекрасная всадница, величественная Пентесилея, милее которой для него не существовало женщины. Ему кричали что-то за его спиной. То были голоса Моклерка и Филиппа Строптивого. Он слышал их, но не хотел ни подчиняться им, ни понимать их. Охваченный всепоглощающей страстью, он дал шпоры коню и полетел навстречу своей судьбе, своей любви, бороться с которой был не в силах.

Они спешились почти одновременно. Тибо бежал к ней, той, которую любил больше жизни, а она молча стояла и с улыбкой смотрела на своего рыцаря, чувствуя, что сердце ее тает, и уже зная, что простит ему все.

Подбежав, Тибо упал на колено и припал страстным поцелуем к руке Бланки. Потом, выпрямившись во весь рост, обнял ее за плечи и слегка привлек к себе, не отрывая взгляда от ее такого милого, такого родного ему лица…

– Моя королева… – прошептал он почти в самые ее губы, – прошу, прости меня…

Бланка заплакала. Сердце ее не могло вынести столько потрясений разом. Улыбаясь, она положила руки ему на грудь, а по ее щекам одна за другой бежали горячие слезы.

– Мой рыцарь, – так же тихо ответила она ему, глядя в его глаза, – зачем же ты покинул меня? Я так страдала…

– Страдала?! Святой Боже! Ты?.. Моя Бланка…

– Слеза… вот еще… – Она смахнула пахнущими лавандой пальчиками слезы с его лица. – Этого еще недоставало…

– Я никогда не покину тебя, любовь моя, – горячо говорил Тибо, целуя руки своей королеве, – и я клянусь, что отныне буду верен тебе до своего смертного часа! Ты веришь мне?

– Я не могу не верить, – ласково ответила Бланка, – твои слезы не позволяют мне. Мой Тибо…

– Моя любимая королева…

Мощный, всепоглощающий шум вывел их обоих из состояния эйфории. Оба, недоумевая, стали оглядываться вокруг, а поняв, в чем причина, улыбнулись и тесно прильнули друг к другу.

Шум исходил от обеих армий. Не шум даже – всепобеждающий мощный рев! Не нужно было ничего объяснять солдатам, старым и юным, сыновьям, отцам и братьям. Сцена, которую они увидели на поляне, разделяющей оба войска и едва не обагренной их кровью, яснее ясного дала понять, что сильная любовь способна остановить даже армии. Крича от радости, смеясь, подбрасывая кверху шапки, солдаты обоих войск кинулись обнимать друг друга, восхваляя королеву-мать и графа Шампанского, которые не позволили совершиться кровопролитию. Старики плакали, утирая своими шапками слезы с морщинистых щек, а молодые воины с любопытством и некоторой долей зависти смотрели на двух человек, стоящих посреди поляны, и громко приветствовали их восторженными криками.