Владимир Москалев - Королева Бланка

– Уже иду, – ответил верный страж.

– Я подожду, пока ты вернешься, тогда прочту.

Кивнув, Бильжо вышел вместе с посланцем.

Бланка снова взглянула на запечатанное письмо. Катрин! Сестра Алисы Бретонской, жены Моклерка. Давняя подруга принцессы из Кастилии, жены Людовика. К обеим обращались не иначе как «ваша светлость». Ей, невестке Филиппа Августа, было тридцать, а Катрин – семнадцать, когда они впервые встретились в Париже на похоронах старшего сына Бланки, Филиппа, которого предали земле в соборе Богоматери. Отныне дофином становился Людовик, названный так в честь отца [39] В династии Капетингов существовала традиция давать старшему сыну имя деда, второму сыну – отца. . Катрин к тому времени вышла замуж за сеньора де Витри. Оба, по случаю траура, приехали на поминки. Катрин искренне горевала вместе с Бланкой, не отходила от нее ни на шаг, словно обе были закадычными подругами с самого детства и к тому же одногодками. Бланку не могло не растрогать такое участие, и, когда год спустя умер во время родов первенец Катрин, она примчалась к ней, как к самому близкому ей человеку. Обнявшись, точно сестры, обе долго плакали. Потом бурно радовались, когда Катрин благополучно родила девочку, а Бланка – мальчика, которого нарекли Жаном.

И снова горе в семье герцогов Бретонских: в 1221 году умерла при родах Алиса, жена Моклерка, горячо любимая своей сестрой. Бланка, узнав, немедленно приехала, хоть и опоздала на похороны.

Однако Катрин, любя сестру, презирала ее мужа. Грубый, заносчивый, самолюбивый, он вызывал к себе отвращение, и после смерти Алисы сестра с мужем покинули двор. Узнав о политической конфронтации бывшего зятя с новым правительством во главе с королевой-матерью, Катрин и вовсе возненавидела Моклерка. Они с мужем временно проживали в сеньории Монфор, севернее Блуа, и судьбе было угодно, чтобы Моклерк оказался в Дрё, по соседству с Монфором. Дрё – в двух днях пути от Парижа, Монфор – чуть не в два раза ближе…

Бильжо вернулся, встал рядом с королевой, справа. Его приход вывел ее из задумчивости; тряхнув головой, она сломала печать и развернула пергамент. Но едва начала читать, к ней осторожно, крадучись, подошла Адалария де Тортевиль с бронзовым канделябром в руке. Бланка, тотчас сложив письмо, подняла на нее вопросительный взгляд.

– В чем дело? Я вас не звала.

Адалария кисло улыбнулась:

– Мадам, я подумала, что здесь темно и свечи вам не помешают. Позвольте, я подойду ближе и посвечу вам.

– Я не нуждаюсь в ваших услугах, дорогая моя, ступайте на место, – несколько раздраженно ответила Бланка.

Но придворная дама не уходила: ей очень хотелось знать содержание письма и имя отправителя.

– Но, мадам, видит Бог, я хотела как лучше, – настаивала она. – Как только вы начнете читать, так сразу же вам станет ясно, что без меня вам…

Королева слегка повернула голову вправо. Тотчас от кресла отделилась фигура и двинулась прямо на этот канделябр. Адалария побледнела: на нее холодно, не мигая, смотрели два карих глаза, казалось, готовые в следующее мгновение обратить ее в кучку пепла. Она хотела что-то произнести, но от ужаса слова застряли в горле: Бильжо надвинулся на нее всем телом, загородив собою королеву, и жестко бросил ей в лицо:

– Что вам непонятно? Или вы ждете, чтобы я вышвырнул вас отсюда вон?

– Как… – пробормотала, растерявшись, Адалария. – Меня?.. Вон?

– Убирайтесь! – рявкнул Бильжо.

Но придворная дама не трогалась с места, хлопая глазами и от возмущения не находя слов. Краска стыда стала заливать ей лицо. Она знала суровый нрав верного стража, но считала недопустимым такое грубое обращение с ней.

– Мадам, я больше не буду повторять! – снова произнес Бильжо. – Не вынуждайте меня применять силу.

Адалария бросила пытливый взгляд на королеву: не выручит ли та ее из крайне неприятного положения. Но Бланка не сказала ни слова, лишь молча глядела на нее, и в этом взгляде мадам де Тортевиль уловила насмешку, граничащую с презрением. Не издав ни звука, понимая, что акция не удалась, и ловя на себе отнюдь не дружелюбные взгляды присутствующих, Адалария нехотя отошла в сторону. Ставя подсвечник на место, она приняла твердое решение отомстить.

Бланка раскрыла письмо и стала читать. Вот что писала ей Катрин:

«Спешу уведомить Вас, мадам, в том, что над Вашей головой вновь собираются тучи. Мой родственник, подстрекаемый вашим кузеном, не намерен сидеть сложа руки и готовит новый поход. Сейчас он рядом с сеньорией моего мужа, где мы с ним находимся, в известном Вам графстве; со всех сторон к нему стекаются преданные люди. По моим сведениям, выступление назначено на первые числа августа сего года. Не вздумайте приезжать, если захотите уладить дело миром – не миновать беды: противник настроен весьма недружелюбно. Будьте готовы к отражению нападения и помните о Ваших друзьях так же, как помнят они о Вас.

Всегда преданная Вам К.В.».

Бланка сразу же все поняла: родственник – зять Катрин, Пьер Моклерк, кузен – король Генрих III, сеньория мужа – Монфор, других у Андре де Витри не было; наконец, известное графство – Дрё.

Сложив письмо, она сидела некоторое время, не шевелясь и отрешенно глядя перед собой. Фрейлины смотрели на нее, ожидая приказаний, но уже понимая, что им надлежит уйти.

– Оставьте меня, – коротко бросила Бланка.

Фрейлины поспешно упорхнули, сразу же за дверью принявшись строить догадки.

Бильжо, невозмутимый, как сфинкс, молча глядел им вслед. Бланка протянула ему письмо.

– Читай.

Сама встала и медленно, словно на плечи ей неожиданно взвалили многопудовый груз, тяжелой поступью направилась к окну. Раскрыв его, она устремила взгляд на излучину Сены, лениво катившей в наступающем сумраке свои темные воды, и, глубоко вздохнув, промолвила:

– Боже мой, чего им еще не хватает? Что они еще от меня хотят? Кончится ли это когда-нибудь?..

– Им нужна твоя голова, – послышалось у нее за спиной.

Она молчала. Бильжо говорил правду. Она мешала им всем, ее необходимо убрать, чтобы править самим. Но это полбеды; другая половина – ее кузен король Генрих Английский. Он вырос, стал уже совсем взрослым, а ее сын Людовик еще очень юн, многого не понимает. Ее задача – научить его всему, что знает сама. Но как трудно ему уже теперь, когда опасность то и дело угрожает его матери, его королевству, а он ничего не может с этим поделать потому, что, став королем, он, в сущности, оставался ребенком.

Думая так и не отрывая взгляда от Сены, Бланка произнесла голосом, идущим из самых недр души:

– Людовик, мальчик мой, твое царствование начинается с неисчислимых бед. За что Господь послал тебе такие испытания? Чем прогневила я Отца Небесного, что не явит наказание свое врагам престола королей франкских и не окажет милости миропомазаннику Своему?