Джеральд Гордон - Да сгинет день...

—Расскажи мне о ней, — попросил Энтони и тут же, решив ступить на запретную почву, добавил: — Она цветная, Стив? — Он даже удивился, что сумел так открыто и просто спросить об этом.

— Конечно! Неужели ты думаешь, я рискнул бы связаться с европейкой? К тому же ты знаешь, как я смотрю на такие вещи. Если бы даже я и мог, я никогда не стал бы выдавать себя за европейца. Не считай, что я осуждаю тебя...

— Хотелось бы мне знать, Стив, можешь ли ты не испытывать ко мне злобы?

Впервые за весь вечер он почувствовал, что они говорят свободно и откровенно, и у него стало легче на душе.

— Нет, я не думаю, что тебя следует осуждать. Так нас воспитали. И я не могу не посетовать за это на наших родителей, особенно на маму. Вся ее жизнь была сплошным стремлением бежать от действительности, скрыть нашу тайну — ради этого она отделяла меня от тебя, веря в то, что ты будешь жить, как белый. Я был все время своего рода семейным пугалом, и мне это давали чувствовать. А бедняга отец был человек бесхарактерный. Впрочем, я и его виню в том, что он определил нас в школу, в которой мы не могли не быть пасынками.

— Он, конечно, прежде всего старался угодить матери.

— Знаю, Энтони. Быть может, ни одного из них нельзя по-настоящему винить. Вообще говоря, я уже давно понял, что бессмысленно обижаться за это на кого бы то ни было. Вся жизнь мамы проходила под страхом предрассудков, которые раздирают южноафриканское общество без каких- либо логических или моральных оснований.

Стив наконец почувствовал себя как дома. Он растянулся на постели, закинув худые руки за голову. Глаза его задумчиво смотрели в потолок. Они утратили свою холодность и были теперь мягкими, как бархат.

— Должно быть, поздно, — заметил он. — Который сейчас час?

Энтони, сидевший на стуле у постели, посмотрел на часы. Было четверть второго. Стиву рано утром предстояло двинуться в путь. Мысль об его отъезде и о том, что пройдет много времени — быть может, даже несколько лет — до их следующей встречи, внезапно наполнила Энтони глубокой грустью.

— Еще только час, — сказал он‚ — побудь немного. Мои часы спешат. Я отвезу тебя обратно в город.

— Все равно мне скоро пора двигаться. Утром предстоит проделать большой путь.

Они смотрели друг на друга. Казалось, перед их глазами проходило все их прошлое и все будущее. Настоящее не имело сейчас значения.

— Ты хотел рассказать мне о своей любимой девушке, — сказал Энтони, чтобы вызвать брата на разговор.

Стив помолчал, потом неуверенно начал:

— Мы знакомы уже около года. У нас общие интересы и...

Оба одновременно взглянули друг на друга, услышав какой-то звук, словно кто-то поворачивал ручку входной двери. Энтони вспомнил, что не запер ее.

— Кого это чорт несет так поздно? — прошептал Стив.

Дверная ручка продолжала скрипеть. Этот звук отозвался во всем теле Энтони: все его нервы заныли, как бывает, когда зубной врач чистит бормашиной испорченный зуб. Он вскочил и осторожно просунул голову между портьерами. Дверь медленно отворилась, и Энтони увидел перед собой пару светлосерых глаз, прикрытых набухшими веками. Предчувствие беды пронизало его.

Пришелец слегка пошатывался.

Что ему нужно в такое время ночи? Откуда он? Быть может, он видел, как Стив входил в квартиру? Мысль об этом привела Энтони в ужас. Последние дни Генри Босмен вел себя так, что от него можно было всего ожидать — любой гадости, а тут ему представлялась полная возможность дать выход своей злобе.

Энтони поспешно взглянул через плечо. Стив сидел на постели. Белки его глаз отчетливо выделялись на темном лице, рот был открыт. Энтони заметил снова, как они похожи, несмотря на то, что кожа у них разного цвета. Черты лица совсем одинаковые. Тот же прямой нос, тот же лоб, те же густые брови, тот же разрез глаз. Такой, как Босмен, с его холодной проницательностью, сразу заметит это. В одно мгновение Энтони увидел, как его карьера, положение в фирме, уважение Хартли — все рассыпается в прах. Случай играл на руку Босмену.

Но мысль о Рэн затмила все другие мысли об угрожавших ему бедах и позоре.

На какой-то миг Энтони увидел Рэн: ее улыбку, ее сияющие добрые глаза, все выражения ее лица — от страсти до усталости, — ее смех и печаль, веселость и скуку. Если его мрачная тайна будет раскрыта, ведь и она пострадает от этого. Нет, Босмен не должен видеть его рядом со Стивом. Не должен видеть их вместе!

Он метнулся обратно к Стиву и прошептал:

— Спрячься, пожалуйста, спрячься. Я все объясню потом. — Он жестом указал ему под кровать. Пораженный Стив медлил. Энтони грубо схватил его и чуть не насильно затолкал под кровать. — Что бы ни случилось, не вылезай оттуда, — просительно сказал он, а сам поспешно шагнул за портьеры навстречу Босмену.

— Добрый вечер, — сказал он возможно спокойнее, — чему я обязан чести вашего странного посещения?

— Добрый вечер. — От Босмена сильно несло спиртным. — Решил заняться небольшим расследованием. Вот и все.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Энтони.

Он почувствовал себя несколько увереннее. Если произойдет потасовка, он сумеет дать Босмену должный отпор, а то так и проучит как следует.

Медленно растянув губы в многозначительную улыбку, Босмен взял пепельницу. В ней еще лежали остатки сигарет, которые курила днем Рэн. Они отличались от окурков Энтони тем, что были хоть и слабо, но все же окрашены губной помадой.

— Две сигареты в темноте? — заметил он.

Губы его были сжаты в тоненькую полоску — как и в тот день, подумал Энтони, когда они обсуждали систему судопроизводства у них в стране. Босмен поставил на место пепельницу и молча указал на красные ободки на окурках сигарет. Потом обвел жестом две пустые чашки, из которых только что пили Энтони и Стив.

— ...и чай вдвоем, — добавил он.

Босмен продолжал ухмыляться. Говорил он запинаясь, с трудом ворочая непослушным языком.

— К чему это вы ведете? — запальчиво спросил Энтони. Он изо всех сил старался держаться и говорить как обычно. Но произнося эту фразу, он вдруг почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Босмен приподнял плечи, нагнул голову и нетвердо шагнул в направлении портьер.

— Нечего меня обманывать. — Он указал в сторону спальни. — Я знаю, кто у вас там. Вы привезли сегодня к себе Джин.

— Вы с ума сошли! — воскликнул Энтони, шагнув вперед и становясь так, чтобы Босмен не мог пройти, не толкнув его.

— Ну, а если я ошибаюсь, — сказал Босмен и в голосе его прозвучало злорадство, — то это легко доказать. Дайте мне пройти туда.

И он попытался отстранить Энтони. Но Энтони ни на шаг не сдвинулся с места.

— Простите, — сказал он сквозь зубы, — но вы туда не пройдете.

— Значит, я прав. Джин, которая, видите ли, слишком целомудренна, чтобы зайти к мужчине на квартиру, ночует сегодня у вас. — Он возвысил голос, как бы для того, чтобы она его услышала. Затем рассмеялся долгим визгливым смехом. — Да ну же, выйди, Джин! — крикнул он.