Джеральд Гордон - Да сгинет день...

— Вы указали на это обвиняемому?

— Это сделал констебль Бринк. Он сказал, что у обвиняемого, повидимому, была в гостях какая-то женщина.

— А что сказал на это обвиняемый?

— Он сказал, что находился один в квартире, а молодая особа — его приятельница — была у него до обеда, часов около шести. Тут я подошел к столу. На нем стояли две чашки с блюдцами — в каждой было немного чаю. Вот они, эти чашки. — Он взял их и показал суду. — Кроме них, на столе было несколько тарелок, открытая коробка консервов и несколько кусков хлеба. Я спросил мистера Гранта, кто пил и ел с ним — все та же молодая особа?

— Ну, и что он ответил?

— Он сказал, что да. Сначала он сказал, что после того как ушла его приятельница, он не дотрагивался до чашек. Но когда я потрогал фаянсовый чайник, он оказался теплым. Вот этот самый чайник там был. — Чайник передали присяжным. — Я сказал констеблю Бринку, чтобы он, в свою очередь, попробовал чайник, и он тоже нашел его теплым. Я я предложил обвиняемому дотронуться до него. Он дотронулся. Я попросил его объяснить, почему чайник теплый. Он медлил, точно не зная, что говорить. Потом сказал: «Эта история до того меня расстроила, что я совсем забыл. Как раз перед этим я разогрел себе чай, но к другой чашке не прикасался с обеда». Он сказал это после того, как я предложил ему дотронуться до чайника. Но прежде, уже зная, что чайник теплый, я весьма недвусмысленно спросил его, действительно ли чайником никто не пользовался со времени обеда. И он утвердительно кивнул. Только после того, как обвиняемый убедился в том, что чайник теплый, или вернее, в том, что он не может этого отрицать, он сообщил, что пил из него чай уже после обеда.

Теперь настала очередь Блера понимающе взглянуть на присяжных.

Проведя рукой по лицу и окинув взглядом зал, он сжал губы в тонкую, многозначительную усмешку. Несколько присяжных склонились друг к другу, шопотом обмениваясь мнениями.

Энтони стал искать глазами Джин, желая узнать, какое это произвело на нее впечатление. Хотя она сидела довольно далеко, он отчетливо увидел, как побелели суставы ее пальцев, судорожно сжавших откидную доску на спинке стоявшей перед нею скамьи. Энтони был настолько поглощен желанием узнать, как она это восприняла, что даже не слышал трубоподобного гласа пристава, рявкнувшего, перекрывая поднявшийся было гул: «К порядку в суде!»

— Назвал ли обвиняемый имя приятельницы, которая была у него до обеда?

— Мы просили его сообщить ее имя, но он отказался.

— К порядку в суде! — снова крикнул пристав.

На мгновение глаза Джин встретились с глазами Энтони. В них был испуг. Быть может, он просто лжет, — казалось, спрашивали они. Или в его жизни на самом деле была какая-то девушка, как она и подозревала? Джин еще сильнее сжала пальцы, опустила глаза и отвернулась.

Энтони понял, что всех этих сомнений не было бы, не имей он глупости сказать полиции, что не притрагивался к чайнику и чашкам со времени обеда. Как он сейчас жалел, что не догадался сказать сержанту и констеблю до того, как они пощупали чайник, что только что пил чай. Но в ту минуту ему и в голову не пришло, что чайник может быть еще теплым. Да и кто в такую минуту стал бы думать об этом? Глупейший промах с его стороны.

— Вы сняли с обвиняемого показания, сержант? — спросил Блер.

— Да.

— Эти показания были даны добровольно?

— Вполне.

— Был ли обвиняемый трезв и в твердой памяти?

— Да.

— Прочтите его показания.

— Вот что он сказал: «Я был на балете и только что вернулся, когда, к моему величайшему удивлению, ко мне ворвался Генри Босмен. Он пошатывался, точно пьяный. Схватив стул, он внезапно, без всяких к тому оснований, ринулся на меня. Я стал обороняться и нанес ему удар кулаком по подбородку. Он упал и стукнулся головой об острый выступ каминной решетки. Я тотчас вызвал по телефону доктора Манро. Потом позвонил в полицию. В ожидании, пока приедет врач, я оказал посильную помощь пострадавшему. Потом доктор приехал и велел вызвать по телефону скорую помошь, что я и сделал. Когда Босмен ударился о каминную решетку, он потерял сознание и больше не приходил в себя. Его отвезли в больницу».

Блер указал на стул, стоявший среди прочих вещественных доказательств перед возвышением председателя. По его просьбе один из приставов поднял стул.

— Это тот стул, о котором идет речь?

— Да. После того, как обвиняемый подписал свои показания, я спросил его, какой стул он имеет в виду. Он указал на этот.

— А что было потом?

— Я сказал, что на этом стуле должны быть отпечатки пальцев покойного. Он сказал, что да, но что мы обнаружим также отпечатки и его пальцев. Тогда я спросил, почему? А он сказал, что, когда он ударил покойного, тот выпустил стул, стул полетел, и обвиняемый подхватил его.

— Пояснял ли обвиняемый, почему он не сказал об этом раньше — когда вы записывали его показания?

— Нет.

— А специалист по отпечаткам пальцев осматривал этот стул?

— Да.

— Еще один вопрос, сержант: заметили ли вы около дома маленький красный двухместный автомобиль, когда прибыли на место происшествия?

— На всей улице не было ни одного автомобиля.

— А когда уезжали?

— То же самое.

Блер сел на свое место.

Тэрнер бегло допросил свидетеля.

— Вы приехали, очевидно, вскоре после того, как произошло злосчастное событие?

— Да.

— Значит, обвиняемый не слишком медлил с вызовом вас на место происшествия?

— Да, не могу сказать, чтобы медлил.

— А когда вы прибыли, насколько я понимаю, он всячески старался помочь вам в выполнении вашей миссии?

— Да, должен признаться, что так.

— Он был крайне взволнован, не правда ли?

— Он показался очень расстроенным, но, должен сказать, от него слегка попахивало спиртным.

— Слегка?

— О да, самую малость. Я сказал ему об этом, а он говорит: выпил, мол, бренди перед самым нашим приездом, после того, как это случилось с Босменом.

— И вы были удовлетворены этим объяснением?

— О да, про него никак нельзя было бы сказать, что он навеселе. Я ведь уже говорил, что обвиняемый был вполне трезв и в твердой памяти.

— Когда вы прибыли, Босмена уже, конечно, увезли?

— По словам обвиняемого, скорая помощь и доктор только что уехали.

— Значит, сами вы не были свидетелем того, что пришлось пережить обвиняемому?

— Нет.

— Теперь, если верить вашим словам, сержант, обвиняемый был крайне смущен, когда говорил вам, что не дотрагивался до чайника и чашек с обеда?

— Да, я уже сказал об этом. Он казался очень расстроенным.

— Скажите, сержант, а можно ли из его поведения сделать вывод, что он пытался что-то скрыть? Подтасовывать карты?

Сержант не отвечал.

— Значит, он был абсолютно правдив, не так ли?