Стефан Мокрев - Заря занимается

— Разминулись вы. Ради ждал вас у инженерной службы. Он сказал, что снова сюда придет. Присядьте.

Панайотов добавил, что он не был на митинге, но, выйдя с работы, сразу же поспешил осведомиться о Ради. Жестикулируя и хмурясь, он возмущался военными, организовавшими расправу с коммунистами, чтобы напугать их единомышленников, и вдруг неожиданно умолк, поднял руку и указал на каменные ворота, где показался человек. Но это был не Ради.

Марина решила возвратиться домой. Однако прежде чем свернуть к Асеновой слободе, она долго всматривалась в сгущавшийся мрак, надеясь увидеть Ради. Проходя мимо дома Таневской, она внезапно решила поделиться с ней своими мрачными мыслями. По лестнице навстречу ей спускался Кирменов.

— Как это ты осмелилась преступить запрет своего героя? — спросил ее Кирменов.

— Ради не только мой герой. Он — настоящий коммунист. Не прячется у приятельниц во время таких грозных событий, — сердито ответила Марина.

— О, сегодня мы слишком враждебно настроены!

— Хватит вам кусаться! — подала сверху голос Таневская. — Марина, пошли прогуляемся.

Пережив еще одно испытание, побывав в полицейских участках, где на них обрушивались ругань и побои, рабочие начали смелее настаивать на повышении заработной платы и снижении цен. Они требовали, что бы новое правительство посадило на скамью подсудимых предателей, конфисковало их богатства. Клуб коммунистов, в котором каждую пятницу проводились собрания, приобрел особую популярность среди тырновских трудящихся. В его кружках активно занимались гимназисты и рабочая молодежь. Ни стрельба военных, ни пролитая кровь не испугали коммунистов. Они верили в благотворность перемен, происходящих в России, восхищались примером своих собратьев.

В стране была объявлена всеобщая стачка транспортников. Город притих, его окрестности не оглашали свистки паровозов, прекратились перевозки грузов и пассажиров. Начались перебои с подвозом продовольствия и дров. А зима выпала лютая, северный ветер свистел в узких улочках. Власти почувствовали, что у них связаны руки: телефоны не работали, телеграфы молчали, одна за другой переставали дымить фабричные трубы.

У печки в клубе сидели Стефан Денчев, Ботьо Атанасов, член стачечного комитета Асен Коларов и Ради Бабукчиев. Было получено сообщение о том, что правительство готовит пробный железнодорожный состав из Горна-Оряховицы до Софии, используя штрейкбрехеров и верных властям пенсионеров. Центральный Комитет партии затребовал сведения о том, чем окончится эта попытка, а самое главное — о настроении участников стачки.

— Мы решили, товарищ Бабукчиев, поручить это дело тебе, — сказал Атанасов.

На рассвете, пряча голову в воротник пальто, Ради вышел на заснеженные улицы города. Подходя к мосту, который ведет в Асенову слободу, он замедлил шаги и взглянул на окно Марины. Занавески на нем были плотно задернуты, дом тонул во мраке. Как дать ей о себе знать? Да ему и самому не было известно, когда он вернется. Ветер гнал по улицам сухой снег, кругом не было ни души. Со стороны Дервене тянуло ледяным холодом. Он заставил Ради свернуть у подножия высокого холма, который заслоняет от метелей шоссе, ведущее в Арбанаси и Горна-Оряховицу. Теперь ветер выл высоко над его головой, навевая сугробы в овраге. Дорога едва различалась в темноте, идти быстро было просто невозможно. Поезд, который должны были повести штрейкбрехеры, отправлялся в одиннадцать. До этого часа Ради следовало встретиться с горнооряховскими товарищами: они обещали связать его со своим человеком, чтобы тот устроил Ради на поезд.

На Каменце разбушевавшаяся стихия словно собрала вместе все ветры — Ради казалось, что вихри вот-вот подхватят его и швырнут в овраг, откуда нельзя выбраться. Село Арбанаси словно сгинуло. По обледенелому полотну дороги перекатывались снежные буруны, ботинки у него совсем одеревенели. Ради чувствовал, что закоченевшие ноги скоро перестанут слушаться. На спуске его догнала телега с дровами. Было видно, что дрова нарублены совсем недавно: кора у них обледенела, они были совсем сырые. Браконьер оказался добрым человеком, подобрал замерзшего путника.

В клубе горнооряховских коммунистов Ради немного согрелся, товарищи накормили его, дали ему бутылку домашнего вина. Связной повел его на станцию — она отстояла довольно далеко от города. Ветер несколько утих, небо стряхивало на землю последние снежинки. Вокзал был холоден и пуст — ни одного пассажира. Засунув руки в карманы, несколько участников стачки окружили тучного железнодорожника, который бил в станционный колокол, давая сигнал к отправлению поезда, свистели, переругивались с изменниками. Последние, виновато пряча глаза, бегали по перрону, кричали и ругались, но машинист все никак не мог развести пар. Поезд состоял из фургона и трех товарных вагонов. В этой суматохе было совсем нетрудно сесть где угодно. Ради устроился в тормозном тамбуре последнего вагона. Колокол ударил второй раз. Тучный железнодорожник подбросил вверх фуражку, поднял руку, но паровоз не тронулся с места. Забастовщики хохотали до упаду: «Подтолкни его, коллега! Впряги волов!.. Ну же, но-о!..» Часы показывали двенадцать.

Ради сбегал к стоявшему на третьем пути товарному составу, схватил охапку сена с одной из платформ: он решил накрыть им голое деревянное сиденье и заткнуть щели в полу.

Пробил в третий раз колокол. Паровоз засвистел, но состав стоял на месте. Теперь уже начальник не решался его пустить: до сих пор не были получены сведения о том, готовы ли принять состав на следующей станции, повсюду ли расчищены пути от снега. Из фургона доносились громкие голоса, там о чем-то спорили, ругались. Участники стачки отправились по домам на обед. Пока железнодорожники думали и гадали, что делать, не пустить ли впереди состава дрезину, прибыли военные связисты. Поручик поднялся на тендер паровоза. Телеграфист застучал на своем аппарате, но линия молчала. Прибывшие попробовали было связаться с соседней станцией по телефону, и он не работал. Тогда проверили стрелки и решили пустить состав.

Ради закрыл дверь на крюк и лег на пол, нетерпеливо ожидая, когда поезд тронется. Наконец послышался лязг буферов, вагон задрожал, и состав двинулся вперед безо всякого сигнала. Мимо замелькали полустанки, станции. Из труб станционных построек шел дым, но барьеры на переездах не были опущены, нигде не было видно ни одного стрелочника. Паровоз пыхтел в заснеженном поле, оглашаемом зловещим карканьем голодного воронья.

Семафор на путях к Ресену протягивал свои железные руки, оставаясь глухим к отчаянным сигналам паровоза. Состав остановился. Машинист отправился проверить стрелки. На станции тоже никого не было. Только полицейский, зябко кутаясь в шинель, постукивал ногами один-одинешенек на безлюдном перроне. Из жилых помещений высунули головы любопытные женщины и дети; мужчины, как оказалось, узнав об «изменническом поезде», собрались в местной корчме. Наконец состав медленно вкатился на станцию. Труднее оказалось выехать. Село отстояло в полукилометре от железнодорожной линии, помощи ждать было неоткуда. Ради стало ясно, что этой ночью ему Софии не видать. Он поел из скромных запасов, что дали ему с собой горнооряховские товарищи, отпил несколько глотков вина из бутылки и устроился поудобнее на сиденье. Мысли перекинулись на университет. Раз уж ему выпал случай побывать в столице, надо постараться зачислиться в университет. Во внутреннем кармане пиджака лежали аттестат и деньги, завернутые в носовой платок и приколотые булавкой к подкладке. На первое время он, разумеется, остановится у брата. По делам ему, возможно, придется пробыть в Софии пять-шесть дней и даже неделю, а денег у него было мало. Он собирался учиться в Софии, а жить в Тырново, ездить сдавать экзамены, не посещая лекций. Ради потому и выбрал юридический факультет, хотя его не очень-то привлекала юриспруденция, сколько ни твердил его старый учитель французского языка, что она является основой всех общественных наук и посему открывает путь к большой карьере. «Большинство депутатов парламента — юристы», — уговаривал его учитель, пророча своему лучшему ученику высокое положение. В данном случае более важным было то, что это совпало с желанием отца, который делал все возможное, чтобы дать детям высшее образование. Вагон дернулся с такой силой, что Ради свалился на пол. Стало быть, наконец-то поехали.