Барбара Кингсолвер - Библия ядоносного дерева

Конец? Семья Прайсов жила с тех пор долго и счастливо? Не тут-то было! Папа одержим идеей остаться тут навсегда. Мама тщетно пытается объяснить ему, что он подвергает опасности жизни своих детей, но отец даже к собственной жене прислушаться не желает, что уж говорить о старшей дочери. Я вопила и пинала ногами мебель, пока от стола не отлетела ножка, устраивала такие истерики, что было, наверное, слышно аж в Египте. Ну что еще может сделать девочка? Оставаться здесь? Когда остальные сматываются домой, прыгают там от радости, как кролики, и пьют колу? Это вопрос жизненной справедливости.

Из Стэнливиля папа вернулся со вставшими дыбом волосами от последних новостей. Как я поняла, они провели-таки выборы и победил человек по имени Патрис, если вы можете в это поверить. Патрис Лумумба. Папа сообщил, что у партии Лумумбы тридцать пять из сотни мест в новом парламенте, и этим он обязан своему естественному, животному магнетизму. А также многочисленности населения его родного города. Это напоминало выборы ученического совета в старшей школе Вифлеема, где побеждал тот, у кого больше друзей. У дочери священника никакого шанса не было. Сколько ни флиртуй, ни притворяйся своей в доску, ни задирай юбку до пояса, они все равно будут считать тебя L-7 [50] Эвфемизм «square» (квадратный) в значении «правильный» человек, не имеющий дурных пристрастий, добропорядочный обыватель: если изобразить указательным и большим пальцами левой руки букву L, а правой — цифру 7, получается квадрат. . Занудой, иными словами. Вот и попробуйте найти себе парня в подобных обстоятельствах. Поверьте, ваши шансы равны нулю.

Итак, мистер Патрис Лумумба теперь будет премьер-министром Конго, и это будет уже не Бельгийское Конго, а Республика Конго. И что, думаете, кто-нибудь в унылом месте, где мы живем, это заметит? Ну да, конечно, им всем придется поменять свои водительские удостоверения. В двухмиллионном году, когда они проложат сюда хотя одну дорогу и у кого-нибудь появится машина.

— А он действительно коммунист, как говорят? — спросила мама.

— Да вроде не то чтобы очень, — ответил папа. Это было единственное миссисипское выражение, которое он перенял у мамы. Мы, например, спрашивали: «Ты погладила мое льняное платье, как я просила?», и она могла ответить: «Да вроде не то чтобы очень». Там, дома, мама бывала самоуверенной. Когда папы не было поблизости.

Отец сказал, что слышал выступление будущего премьер-министра Лумумбы по радио из какой-то цирюльни в Стэнливиле, и тот говорил о политике нейтралитета и африканском единстве. Он считает, что теперь Патрис Лумумба и другие избранные конголезцы пытаются определить, что было раньше, курица или яйцо, намереваясь создать правительство, которое станут поддерживать все в парламенте. Но беда в том, что они по-прежнему больше преданы своим племенам и их вождям. Представляю этот парламент: в изнурительной жаре сотня пап Нду в остроконечных шляпах и очках без стекол отгоняют мух волшебными скипетрами со звериными хвостами на конце и притворяются, будто не видят друг друга. Не исключено, что им понадобится сто лет только для того, чтобы решить, кто где должен сидеть. С меня хватит. Единственное, чего я хочу, это убраться отсюда домой и начать выскребать из своей кожи въевшуюся в нее конголезскую грязь.

Руфь-Майя

Маме нужно быстро набраться сил. После того как папа с Лией улетели на самолете, она легла в кровать и не вставала.

Это был самолет не мистера Аксельрута, который прилетает и улетает, когда хочет, а другой, такой же маленький, только желтый. Пилот был в белой рубашке, и от его волос пахло «Виталисом». А сам он пах чистотой. У него была жвачка «Эксперимент», и он дал мне одну пластиночку. Пилот был белым и говорил по-французски. Иногда люди говорят на этом языке, не знаю почему. Мы все надели туфли и вышли смотреть, как приземляется самолет. Мне приходится носить белые детские туфли, хотя я уже не маленький ребенок. Когда вырасту, мама все равно будет хранить эти туфли. Она закажет их из коричневого блестящего металла и будет держать на столе, там, в Джорджии, рядом с моей детской фотографией. Мама так поступала со всеми туфельками, даже с Адиными, неважно, что она одноногая; ее другая туфля завернута мыском кверху и стаптывается. Даже эту стоптанную сбоку туфлю мама сделала из металла и сохранила. Мои она тоже сбережет.

Мама объяснила, что этот самолет — специальный, его наняли Андердауны, чтобы забрать все вещи, которые мы должны взять с собой, и нас. Однако папа не разрешил. В самолет сели он и Лия, и они ничего с собой не взяли, поскольку собираются вернуться. Рахиль нагрубила ему и попыталась влезть в самолет со своими вещами! Отец ее оттолкнул. А она бросила вещи на землю и заявила: ну и ладно, тогда я утоплюсь в реке, но мы знали, что она этого не сделает. Рахиль не захочет так пачкаться.

А Ады там не было, она осталась дома. Только мы с мамой стояли на поле и смотрели, как улетает самолет. Мама даже рукой не помахала. Лицо у нее делалось все более мрачным, а когда самолет исчез из виду, она пошла в дом и легла на кровать. Хотя было утро, а не вечер. И даже не время дневного сна.

Я сказала Рахили и Аде, что мы должны достать для мамы «Севен ап». Еще дома Рахиль слышала по радио рекламу, что «если человек устал, выдохся и ему требуется и-о-ни-зация, „Севен ап“ является величайшим открытием для быстрого восстановления сил. От двух до шести минут понадобится, чтобы почувствовать себя новеньким».

Однако прошел день, стемнело, а мама совсем не почувствовала себя новенькой. Рахиль не пожелала разговаривать со мной про «Севен ап». Она постоянно сидит на крыльце и смотрит на дырку в небе, через которую улетел самолет. А Ада вообще молчит, потому что она такая и есть. Нельсон приготовил нам обед, но он незаметно шныряет по дому, как человек, который попал в разгар драки и не желает в ней участвовать. В общем, в доме совсем тихо. Я попробовала поиграть, но мне не захотелось. Тогда я направилась в дом и взяла мамину руку, но рука опустилась. Я забралась в кровать и легла рядом с мамой, и теперь нас стало двое таких, которые не хотели вставать.

Лия

Мы с папой все решили. Он позволил мне полететь с ним в Леопольдвиль, где мы увидели, как творится история. Наблюдали церемонию провозглашения независимости с гигантской ржавой баржи, привязанной у берега реки Конго. На барже было столько толкающихся и извивающихся людей, что миссис Андердаун сказала: как бы нам всем не пойти ко дну вроде «Титаника». Событие было столь важным, что на нем должен был присутствовать сам король Бельгии Бодуэн. Знаю, это ребячество, но я очень разволновалась, когда она мне это сообщила. Я представляла его в короне и алой мантии, отороченной горностаями, как веселого короля дедушку Коля [51] Английская детская песенка «Old King Cole». В переводе С. Я. Маршака ее первые строки звучат так: «Старый дедушка Коль был веселый король». . Однако все белые люди, сидевшие на сцене, были одеты одинаково, в белые мундиры с эполетами, ремнями, шпагами и в белые плоские фуражки. Ни одной короны. Пока они ожидали своей очереди выступать, по подмышкам их кителей расползались пятна пота. И когда все закончилось, я даже не поняла, кто из них был королем.