Барбара Кингсолвер - Библия ядоносного дерева

Большинство выступавших рассказывали о славных временах предыдущего короля, Леопольда, который первым сделал Конго таким, какое оно сейчас. Поскольку в основном они говорили по-французски, миссис Андердаун коротко переводила мне, крепко держа меня за руку. Я не возражала, что она держала меня за руку, я одного с ней роста, и вид у меня не такой перепуганный, но мы могли потерять друг друга в этой толпе. А папа никогда не взял бы меня за руку — это не в его духе. Миссис Андердаун назвала меня бедным потерянным ягненком. Она поверить не могла, когда мы с папой появились без остальных. У нее челюсть отвисла до самой груди. Позднее, когда мы остались одни, она заметила, что, по ее мнению, отец не в своем уме, поскольку не думает о своих несчастных детях. А я заявила, что мой папа знает, что́ лучше перед Господом и наша привилегия — служить Ему. Ну, это ее просто изумило. Она тихоня, я не уважаю ее. Завтра они улетают в Бельгию, а мы отправляемся обратно в Килангу держать оборону, пока не приедет другая семья. Таков папин план. Преподобный Андердаун притворяется, будто не злится на нас.

После того как король и остальные произнесли речи, они торжественно ввели Патриса Лумумбу в должность премьер-министра. Вот его я точно вычислила. Он был худой, видный мужчина, носивший настоящие очки и маленькую бородку клинышком. Когда он встал, чтобы произнести речь, присутствующие замолчали. Во внезапно наступившей тишине было слышно, как река Конго плещет о берег. Казалось, даже птиц оторопь взяла. Патрис Лумумба поднял левую руку и словно сразу вырос дюймов на десять. Темные глаза сверкали белками. Улыбка у него была треугольная, как борода: кончики губ подняты кверху, а середина опущена. Я отчетливо видела его лицо, хотя мы и стояли далеко.

— Дамы и господа конголезцы, — сказал он, — которые боролись за победившую сегодня независимость, приветствую вас! — Толпа взорвалась радостными криками. — Je vous salue! Je vous salue encore! [52] Приветствую вас! И еще раз приветствую! ( фр .)

Патрис Лумумба просил нас сохранить в своих сердцах этот день, 30 июня 1960 года, навсегда и рассказать своим детям о его значении. Я не сомневалась, что собравшиеся на барже и на забитых людьми берегах реки сделают то, к чему он их призвал. Даже я, если у меня когда-нибудь будут дети. Стоило ему на секунду замолчать, чтобы перевести дыхание, люди разражались громкими криками и махали руками.

Сначала он говорил о «нашем равном партнере» Бельгии. Потом перешел к другим темам, отчего миссис Андердаун занервничала.

— На нашу долю выпало восемьдесят лет колониального правления, — перевела она и замолчала. Отпустив мою руку, она вытерла ладонь о брюки и снова взяла меня за руку.

— Что он говорит? — поторопила я ее, мне не хотелось упустить ни слова из того, что произнес Патрис Лумумба. Глаза у него горели. Я видела такие же у проповедников на молельных бдениях секты возрожденцев, когда в их взлетавших к небу голосах сливались благодать и гнев. Люди ликовали.

— Он говорит, что мы разорили их землю и использовали негров как рабов, пока могли делать это безнаказанно.

— Мы это действительно делали?

— Ну… Если иметь в виду бельгийцев в целом. Его разозлило то, что́ здесь говорили о короле Леопольде, который был дурным человеком, должна признать.

— О! — выдохнула я и прищурилась, чтобы лучше разглядеть Патриса Лумумбу. Я пыталась понять его слова и завидовала Аде, которой языки давались легче, чем завязывание шнурков. Надо было мне усерднее учить французский.

— Мы видели в городах les maisons magnifiques [53] Великолепные дома ( фр .). для белых и разрушающиеся лачуги для негров.

— Ага, это я поняла без перевода! И он был прав, я сама это наблюдала, когда мы приехали к Андердаунам.

Леопольдвиль — симпатичный маленький город роскошных домов для белых, с окружающими их верандами и утопающими в цветах дворами. Домов, выстроенных вдоль красивых асфальтированных улиц, но дальше, на многие-многие мили — ничего, кроме захудалых хибар для конголезцев. Они строили свои жилища из досок или жестяных листов — из того, что могли найти. Папа объяснил, что это дело рук бельгийцев, американцы никогда бы не допустили подобного неравенства. Он считает, что после провозглашения независимости американцы будут оказывать поддержку, чтобы помочь им построить лучшие дома. В доме Андердаунов были мягкие красные персидские ковры, одинаковые стулья и оттоманки, даже радио. У миссис Андердаун был настоящий фарфоровый чайный сервиз, стоявший в серванте из темного дерева. Вчера вечером я видела, как она тщательно упаковывала хрупкие чашки и горевала о тех вещах, которые придется оставить, и о том, что они достанутся бог весть кому. За ужином мальчик-слуга приносил блюдо за блюдом, пока я не почувствовала, что сейчас лопну: настоящее мясо, оранжевый сыр в красной восковой оболочке, желтую консервированную спаржу. После наших бесконечных фуфу, хлеба, картофельных шариков и сухого молока — слишком много вкуса и цвета для меня. Я жевала и глотала медленно, мне было худо. А в заключение — французское шоколадное печенье! Двое стриженных «ёжиком» сыновей Андердаунов, с фигурами, как у взрослых мужчин, схватили по пригоршне печенья и выскочили из-за стола. Я взяла только одно, но не могла заставить себя съесть его, хотя очень хотела. Тощий мальчишка-слуга, потевший в своем наглаженном белом фартуке, метался, принося нам новые и новые яства. Я вспомнила про килограмм сахара, который он пытался спрятать за пазухой. Имея столько всего, почему миссис Андердаун просто не отдала ему этот сахар? Она что, собирается свой сахар увезти с собой в Бельгию?

Завтра миссис Андердаун улетит, а я останусь здесь, думала я, стоя на барже, привязанной к берегу реки Конго, и наблюдая за тем, как творится история. Под босыми ногами людей, находившихся там вместе с нами, прошмыгнула крыса, но никто не обратил на нее внимания. Все ликовали. Патрис Лумумба замолчал на несколько секунд, чтобы снять очки и промокнуть лоб белым носовым платком. Он, в темном костюме, не потел так, как белые мужчины в белых мундирах, однако лицо и у него блестело.

— Расскажите мне, о чем он говорит, — попросила я. — Я в учебнике французского дошла еще до прошедшего совершенного времени.

Замявшись, миссис Андердаун перевела мне несколько предложений. Остальное начало́ доходить до меня вспышками, как будто Патрису Лумумбе была ниспослана способность говорить на неведомом языке, а моим ушам — такая же милость понимать его.

— Братья мои, — произнес он, — телами и сердцами мы испытали страдания колониального угнетения. Вместе мы будем создавать страну справедливости и мира, процветания и величия. Покажем всему миру, чего может достичь homme noir [54] Черный человек ( фр .). , когда трудится ради свободы. Мы сделаем Конго сердцем света для всей Африки.