Артуро Перес-Реверте - Эль-Сид, или Рыцарь без короля [litres]

– Я никогда не подниму оружия против Альфонса Шестого, – сказал на это Руй Диас. – Он мой законный государь.

– Ручаюсь тебе своим честным словом, что никогда и не потребую от тебя этого. Если случится война с ним, ты будешь освобожден от клятвы верности мне.

– Меньшего я и не ждал от вас, государь. Ваше великодушие…

Эмир, вскинув и тотчас уронив руку – в этом жесте досада чувствовалась, – прервал его:

– Еще мой отец – да будет Аллах милостив к нему – ввел обычай нанимать в случае надобности кастильских или наваррских воинов… И я намерен поступать так же. Эти рыцари славятся своей доблестью и боевым мастерством. И своими подвигами. Пусть учат повиновению и порядку моих бойцов и наводят ужас на врагов.

Его темные глаза блестели убежденностью. И умом.

– Тебя называют Сидом, – добавил он, чуть помолчав. – Сиди.

Руй Диас промолчал. Миг спустя Мутаман кивнул, словно подтверждая свою правоту:

– Сиди Квамбитур, по-нашему. Сеньор Кампеадор – на вашем языке. Хорошо звучит, а?

– Бывали у меня прозвища и похуже.

– Знаю. Лудрик Проклятый… Лудрик-Пес… Рудерико Гнусный… Бич Правоверных… и еще что-то в этом роде.

Руй Диас кивнул с улыбкой:

– Я слышал.

– Я буду называть тебя Лудриком, – сказал эмир, минуту поразмыслив. – Обойдусь без определения «проклятый». Опущу.

– Благодарю вас за это, сеньор. За то, что обойдетесь.

– Ты – человек очень известный, – улыбнулся в ответ и мавр. – И слава твоя бежит впереди тебя.

Потом слегка вздохнул. И поглядел в окно так, словно мог в расстилавшемся вокруг пейзаже увидеть, как на карте, свое будущее.

– Я, как и все, не лишен честолюбивых устремлений. Когда завершу в свою пользу давнюю тяжбу с братом, желаю распространить свою власть на юго-восточную часть Андалусии. До самого Леванта, а может, и дальше.

– А Валенсия? – рискнул спросить Руй Диас.

– Разумеется. – Мавр кивнул: было видно, что название этого города привело его в доброе расположение духа. – Эту жемчужину хотел бы заполучить каждый… И я знаю, что, когда придет время, ты сможешь помочь мне и в этом.

– Стало быть, вы берете меня на службу?

– Уже взял. Считаю, что ты – человек недюжинных дарований и Альфонс сильно просчитался, выслав тебя.

– Равно как и граф Барселонский.

– Знаю… И не желаю повторить его ошибку.

После этих слов он принялся о чем-то сосредоточенно размышлять и сказал наконец:

– Сорок монет в месяц – тебе, и столько же – твоему воинству.

– Золотом?

– Серебром. В дирхамах.

Руй Диас уперся в него неморгающим бесстрастным взглядом.

– Мне – шестьдесят и сотню – моим людям. Чистыми. Кормовые – отдельно, – проговорил он спокойно. – Золотом и за три месяца вперед.

– А добыча?

– Пятая часть – ваша.

Эмир погрузился в неторопливые размышления.

– Полсотни – тебе, сотню – им, – наконец сказал он. – Лучших условий я тебе предложить не могу.

– Что ж, пожалуй, это справедливо, – согласился Руй Диас. – Золотом?

– Половину – золотом, половину – серебром. И от добычи мне будет причитаться четверть, а не пятина.

– Нет, как я сказал – только пятую часть. Еще одна будет причитаться моему королю.

– И это невзирая на опалу и высылку? – удивился Мутаман.

– Что бы со мной ни сделали, я остаюсь верноподданным короля Альфонса Шестого.

Эмир удивленно и задумчиво наклонил голову:

– Ты слеплен из крутого теста, Лудрик… Ты – человек особенный.

– Может быть.

– Не хотел бы я с тобой торговаться за фунт мяса на рынке.

– Надеюсь, это было сказано в похвалу?

– Не льсти себе.

Они еще мгновение смотрели друг на друга так пристально, словно собирались вслед за тем скрестить клинки. И наконец белая полоска улыбки пересекла смуглое тонкое лицо мавра.

– Собери мне четыре сотни добрых бойцов. И куда не дотянется твой меч, пусть явится страх… Сражайся под моим знаменем, не отрекаясь от своего, если не хочешь, и да поможет Всевышний нам всем.

Празднество не празднество, но все же Мутаман дал званый ужин в честь своего гостя – устроил угощение на двадцать особо отобранных человек: слышался гул голосов, на низких столах стояли огромные подносы с паштетами из дичи с медом, мясными тефтелями- альбондигами , жареной бараниной. Не по времени года небо оставалось безоблачным, день стоял погожий, а потому пир проходил на террасе, откуда через расписные арки виднелись дворцовые сады.

– Пусть-ка они с тобой познакомятся, – сказал перед началом пира Мутаман.

Из кастильцев здесь был один Руй Диас – в подаренной хозяином шелковой дамасской альхубе, вымытый и благоухающий мускусом, пригладивший волосы, подровнявший бороду. Прочие участники пира были знатные сарагосцы в роскошных мавританских одеяниях.

– У нас тут и еврей имеется, – сказал Мутаман. – Вон тот… Зовут его Ариб бен-Исхак. Я назначил его амином , то есть главным над всеми его соплеменниками в городе. Он очень предан мне и очень богат. Может быть, потому, что я поручил ему еще и взимать подати.

– Полезное будет знакомство, – улыбнулся Руй Диас.

– Не тешь себя пустыми мечтами. Он одалживает деньги только мне одному.

Мавр отпил глоток из чаши, над которой вился парок, и подмигнул гостю:

– Хочу, чтобы ты произвел на них должное впечатление. В конце концов, жалованье тебе идет из их налогов.

Две женщины, оказавшиеся в этом чисто мужском обществе, сидели за отдельным столом и вели себя непринужденно и естественно; их одежды были украшены драгоценными камнями и кружевами, головы покрыты куфиями, но откинутые покрывала не скрывали лиц.

– Это моя сестра Рашида и моя тетушка Итимад, – скупо объяснил Мутаман, перехватив удивленный взгляд кастильца.

Такое бывает нечасто, подумал тот. Как правило, мусульмане держат своих жен и дочерей в отдалении, а уж если те и выходят к гостям – то непременно с закрытыми лицами. Лишь немного погодя, когда все отдали дань угощению, эмир объяснил, в чем дело:

– Обе они – вдовы. Такова оказалась воля Аллаха. Возраст моей тетушки уже избавляет ее от досужих пересудов… Что же касается Рашиды, она женщина своенравная и упрямая – истинная представительница рода Бенхудов. После кончины мужа отказалась носить покрывало. Пользуется известной свободой, хоть и не преступает принятых у нас правил и обычаев наших не нарушает.

Руй Диас, постаравшись не выглядеть нескромным, то есть незаметно, рассматривал сестру эмира – удивительно светлокожую для мавританки, высокую, статную и довольно привлекательную. Ей было по виду лет тридцать. Расшитая жемчугом повязка удерживала на голове полупрозрачное шелковое покрывало, из-под которого зеленые глаза – на свету, лившемся из сада, они казались совсем светлыми и прозрачными – с любопытством скользили по лицу христианского рыцаря.