Артуро Перес-Реверте - Эль-Сид, или Рыцарь без короля [litres]

– Считается в порядке вещей, что она бывает на таких пирах?

– Бывает время от времени. Не желает жить затворницей во дворце. Но оттуда выходит и на людях появляется только в сопровождении тетки.

Руй Диас удивился:

– И многие ли женщины у вас в Сарагосе пользуются такой свободой?

– Вижу, это неожиданно для тебя?

– Признаюсь, что так.

– Если не нарушают приличий и обычаев, в этом не видят ничего особенного. Нравы у нас мягче и терпимей, нежели в других странах… И даже чем в иных христианских державах.

Руй Диас пальцами взял с блюда кусочек баранины и отправил его в рот.

– На улицах я видел много женщин с открытыми лицами, – сказал он, прожевав. – Только на голове покрывало.

Мутаман кивнул:

– Да. Но при этом они – безупречно порядочны. Знаешь, меня забавляет твое удивление. Все же мы в городе живем, не в деревне.

По его знаку слуга – они стояли по одному у каждого стола с большими кувшинами в руках – налил ему вина. Мавр взял чашу и поднес ее к губам, сложенным в снисходительную улыбку.

– Мы – правоверные мусульмане и неукоснительно исполняем все законы нашей религии, но делаем это, как подобает просвещенным людям. Чрезмерную и косную прямолинейность оставляем другим, понимаешь?

– Понимаю.

– Ибо что пригодно для аравийских пастухов, то не всегда подходит жителям Сарагосы.

Он отпил еще вина и жестом предложил Рую Диасу последовать его примеру.

– Так или иначе, – договорил он, утирая губы, – моя сестра – человек особенный. Она очень любознательна, живо интересуется окружающим ее миром, знает религию и историю, ведет споры с учеными мудрецами и философами… А сегодня она заявила мне, что непременно примет участие в этом застолье. Сказала, что хочет своими глазами увидеть чужестранца, о котором идет столько разговоров.

Оба взглянули на женщину, о которой шла речь, а Рашида, заметив это, стыдливо потупилась. И не поднимала глаз, пока тетушка, наклонившись, не прошептала несколько слов ей на ухо. И Руй Диас заметил, как губы ее дрогнули в улыбке.

– Удивительно, что глаза у нее такого цвета.

– Ничего удивительного, – с довольным видом рассмеялся эмир. – Моя мать была христианкой… Как и ты. Не знал?

– Нет, сеньор. Не знал.

– А Рашида очень похожа на нее. Я пошел в отца, да будет милостив к нему Аллах… – Мавр весело хлопнул себя по бедру. – Только я, разумеется, красивей.

– Сочувствую вашей недавней утрате, сеньор…

Мавр пожал плечами, обтянутыми тонким шелком.

– Мы живем по законам, предписанным Всевышним, и один из этих законов гласит, что всякая жизнь оканчивается смертью, – сказал он просто. – И нам не дано изменить это.

– Эмир Муктадир был великий человек, да обретет он по воле Пророка вечное блаженство.

– Не сомневаюсь, что уже обрел. – Мутаман в раздумье вздернул бровь. – Однако здесь, на этом свете, он разделил государство, которое некогда с таким трудом объединил, между мной и моим братом и тем самым создал множество трудностей. Забавно, что так же поступил и ваш Фердинанд Первый, посеяв лютую вражду между сыновьями.

Он оглянулся по сторонам, явно желая показать, что разговор стал тяготить его. Посмотрел на своих гостей:

– В конце концов, не так уж велика разница между нами… А? Как ты считаешь?

– Мне тоже так кажется.

– Я смотрю, ты тоже берешь еду только правой рукой, отставив левую, которая нечиста. – Он взглянул на гостя пронизывающе. – Ты поступаешь так по обычаю или из вежливости?

– Из вежливости.

– Я так и думал. Выходит, тебе знакомы наши правила, хоть ты и не выставляешь это напоказ. И вообще, ты бородатый, смуглый, пусть не от природы, а от загара… и меч у тебя не залеживается в ножнах… Ты, право, легко сошел бы за одного из наших…

– А вы – за нашего.

Мавр метнул на него быстрый проницательный взгляд. Потом вновь заулыбался умиротворенно:

– То, что в давние времена римляне, а потом готы называли «Испания», ныне – сложный, многообразный край, состоящий из разных государств… Андалусия и христианские королевства… здешние люди легко проливают и свою кровь, и чужую и легко смешивают их… Как иначе при такой непостоянной, зыбкой границе, которая то отодвигается, то наступает…

Продолжая улыбаться, он взглянул на свою сестру:

– Если вдруг дойдет до спора, не советую тебе с ней связываться. Она весьма начитанна.

– Да я бы никогда и не осмелился спорить с ней, сеньор. Я не решусь и обратиться к ней.

– На этот счет не беспокойся… Рашида весьма своенравна и взбалмошна. Захочет – сама к тебе обратится.

Своих людей Руй Диас нашел на ступенях лестницы в высокую северную башню Альхаферии. Вид у них был довольный, ибо мавры, чтобы скрасить им ожидание, принесли еды и вина.

Здесь были все его помощники: Минайя, Диего Ордоньес, Педро Бермудес, Мартин Антолинес и Йенего Тельес. А с ними – и рыжий монашек по имени Мильян, который в недавнем бою с мурабитами дрался не хуже других: с разрешения настоятеля он сопровождал отряд, духовно окормляя бойцов. Не хватало лишь обоих Альваров и Фелеса Гормаса – Руй Диас из предосторожности оставил их в лагере у реки, где они возвели палисад, вырыли ров, натянули палатки, вкопали копья коновязи, не позабыв обустроить и отхожее место.

– Все в порядке? – спросил он, подойдя.

– В полнейшем, – ответствовал Минайя.

– Хорошо ли было угощение?

– Ну уж, разумеется, не такое изысканное, как у тебя. – Помощник показал на улыбающихся товарищей. – Но, как видишь, никто не жалуется.

В самом деле – рассеялись страхи, томившие их утром, когда они, безоружными, если не считать кинжалов у пояса, вошли в крепость и с тревогой озирались, опасаясь, что всем им тут и снесут головы, и жались друг к другу, робея – деревенщины кастильские! – перед роскошным великолепием арабского убранства. Сейчас от вина глаза у них горели, а покрасневшие лица сияли довольством. И только мнительный, по обыкновению, Диего Ордоньес мрачно косился на каждого вооруженного мавра, проходившего мимо, и сквозь зубы бранил мусульманских собак.

– У нас есть деньги и есть планы на будущее, – сказал Руй Диас.

Все подались к нему с немым вопросом. И были явно обрадованы тем, в каком порядке сообщил он им новости.

– Для Мутамана сейчас настали непростые времена, – продолжал он. – Собирается идти войной на своего брата, которого поддерживают король Арагона и граф Барселонский.

– Не многовато ли зерна для такой маленькой мельницы? – присвистнул Минайя.

– И потому он хочет прежде всего обезопасить восточную границу – клин между Арагоном, франкскими графствами и Леридой.

– То есть северо-восток?

– Именно так.

– Монсон?

– Монсон.