Мальте Рольф - Польские земли под властью Петербурга [От Венского конгресса до Первой мировой] [litres]

В двойной изоляции пребывали контингенты царской армии, дислоцированные в Варшаве. Регламент их повседневной жизни – по крайней мере, у нижних чинов – ограничивал контакты с гражданским населением. Кроме того, бóльшая часть из этих примерно 40 тыс. мужчин жила в огороженных казармах на севере и юге города или в одном из девятнадцати фортов на городской периферии. В особенности Александровская цитадель, расположенная в северной части Варшавы, была городом в городе: в ней имелись церковь, пекарня, театральный зал и, конечно же, собственная тюрьма. Военные постройки на Мокотовском поле также представляли собой изолированную территорию на окраине Варшавы. Однако полная изоляция военнослужащих от гражданского населения в Российской империи никогда не была достигнута: при перемещениях войск солдаты нередко размещались на постой в частных домах 621.

В целом можно сказать, что изоляционистское структурирование жилого пространства способствовало сегрегации городского населения по этническому признаку. Оно превратило Варшаву – по крайней мере, на взгляд русских – в «двойной город», в котором апартеид наций и конфессий стал реальностью повседневной жизни. Проживающие здесь русские, таким образом, демонстрировали паттерн расселения, вполне сопоставимый с сегрегацией в британских или французских колониальных городах. Многочисленные прямые контакты с коренным населением, без которых не могли обойтись и русские жители города на Висле, принципиально ситуации не меняли. И такой человек, как Бенкевич, обитал в этом русском православном жизненном мире, даже притом, что в повседневной жизни у него были контакты с католиками или, реже, с евреями. Большинство русских считали себя «другими» и ориентировались на ценностный и социальный горизонт, значительно отличавшийся от горизонта евреев или поляков.

Центр культурной и символической карты, актуальной для русских жителей польского мегаполиса, находился не в нем, а в столицах Российской империи. Внимание русской общины в Варшаве было сосредоточено на культурных событиях, происходивших в Москве или Петербурге. В этом тоже проявились описанные выше культурные и пространственные иерархии, ведь в такой ориентации на имперские мегаполисы и внутренние районы России выражался отказ русских обитателей Варшавы признать ее в качестве культурно значимого для них контекста. События общественной жизни, имевшие место в далеких столицах, тоже казались им важнее, чем то, что происходило непосредственно вокруг них. Памятник Пушкину в городе на Неве воспринимался ими как «свой», в то время как варшавский памятник Мицкевичу – как «их», т. е. оставался чужим. Неудивительно, что огромная часть русской общины активно участвовала в культурных мероприятиях, демонстрирующих тесную связь между общиной и «коренной Россией». Прежде всего, к таковым относились крупные торжества, которые монарх и его двор после 1903 года устраивали с большой помпой по всей империи, дабы укрепить сплоченность короны, страны и ее верных подданных. Так, годовщины основания Санкт-Петербурга (1903), Полтавской битвы (1909) и Бородинского сражения (1912), а также кульминация этого праздничного цикла – трехсотлетие царствования дома Романовых (1913) – отмечались и в Варшаве 622.

Столь же значительными событиями были и поездки царей и членов царской семьи в Привислинский край. Неоднократные визиты Александра II в Варшаву или турне Александра III в 1884 году становились для местной русской общины не только важнейшими поводами выразить верность своему монарху: благодаря символическим привилегиям, которые обеспечивал церемониал приветствия, приезды августейших особ одновременно давали местным русским возможность утвердиться в своем более высоком по сравнению с поляками статусе 623. Особенно наглядно последнее значение проявилось при приезде царя летом 1897 года. Когда Николай II на четыре дня должен был прибыть в Варшаву, известие об этом вызвало бурную подготовку в русской общине. Поскольку некоторые польские комментаторы трактовали приезд царя как «переломный момент» в отношениях между правителем и Польшей и говорили о новой «эре примирения», общине было необходимо превратить это событие в грандиозную демонстрацию верности русского православного населения Польши своему императору. Протокол обеспечил русским православным чиновникам и сановникам первое место в церемониалах встречи и изъявления верноподданнических чувств. При проезде царя в карете через город, на приеме в королевском дворце Лазенки, во время многочисленных посещений Николаем местных достопримечательностей – всюду церемониальный порядок определял привилегированное положение не только представителей правительственных ведомств, но и представителей русского православного сообщества. В особенности осмотр царем строительства собора Святого Александра Невского и его визиты в православные сиротские приюты трактовались как символические акты, подчеркивающие первенство русского православного элемента в Привислинском крае. Ту же цель преследовало и прямое указание католическому архиепископу не присутствовать при проезде царя через Варшаву: этим тоже демонстрировался и закреплялся более низкий ранг католицизма и католического клира 624. Таким образом, непосредственные встречи с монархом становились ключевыми событиями, с одной стороны, позволявшими продемонстрировать русскую православную гегемонию на западной периферии империи, а с другой – помогавшими русской общине убедиться в сохранении ее прямой связи с имперским центром.

Ту же цель преследовала культурная деятельность в рамках варшавской русской общины, целенаправленно привязываемая к культурной жизни в отдаленных столицах России: все, что занимало общественность в Петербурге и Москве, должно было доходить и до периферийного мегаполиса на Висле. Например, здесь проводился сбор средств для того, чтобы и варшавская русская община внесла вклад в установку планируемых памятников Пушкину и Менделееву в Петербурге 625. Русские варшавяне считали себя носителями имперской – понимаемой как преимущественно русская – культуры, чье превосходство нужно было продемонстрировать и населению Варшавы. Так они занимались конструированием культурных иерархий, рассчитанным прежде всего на польское население. Восславляя «величие» таких литераторов, как Пушкин, или таких ученых, как Менделеев, они подчеркивали превосходство русской культуры и науки. Послание было однозначным: Россия и русские не только превосходят Польшу с точки зрения государственной силы и великодержавного имперского могущества, но и идут во главе прогресса в центральных областях высокой европейской культуры. Цель заключалась в том, чтобы позиционировать себя в иерархии народов – членов европейского культурного сообщества.