Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

В то же время система улусов создавала и проблемы, которые перевешивали их достоинства. Хотя апанажи, дарованные сыновьям, не предназначались для того, чтобы из них в будущем выросли независимые царства, эта опасность всегда существовала, и с неизбежностью так и случилось, а мы получили еще один пример той роли, какую играют в истории непредвиденные обстоятельства. Чингисхан вследствие обыкновенной родительской слепоты утерял проницательность и дальновидность [520] Peter Jackson, 'From Ulus to Khanate: The Making of the Mongol States/ in Amitai-Preiss & Morgan, Mongol Empire pp. 12–38 (at pp. 35–36); Jagchid & Hyer, Mongolia's Culture p. 355. . Он даровал сыновьям улусы, исходя из того, что они будут ими заниматься, развивать, возмещать затраты, однако, кроме Джучи, никто больше его надежд не оправдал. Предполагалось, что они будут также содержать войска, пополнять казну, подчиняться отцовскому надзору, но сыновьям не по нраву пришлись любые ограничения.

Чингисхан попытался разрешить проблему неповиновения сыновей и исключить возможность бунта, назначив в апанажи политических комиссаров (яргучи) [521] Яргучи — судьи по гражданским делам. — Прим. пер . . Эти люди должны были стать его «ушами и глазами», проводить переписи и оценку наличной добычи и богатства с тем, чтобы доходы улусов распределять между сыновьями и центральной властью [522] The director of the bureau of political commissars was Belgutei (Buell, Dictionary pp. 15–16, 123–124, 166, 170, 224–225, 254, 279). . Со всей очевидностью возникали вопросы, касающиеся коррупции и растрат. Желая избежать этих трудностей, Чингисхан назначил сборщиков налогов (дарухачи) [523] Дарухачи — наместники. — Прим. пер . , которые должны были обеспечить поступление в казну 70 процентов налогов на шелк. Регулярное и организованное взимание налогов было непривычно для кочевого образа жизни (в отличие от набора рекрутов на войну) и для властей представляло серьезную проблему; сами кочевники решали ее очень просто — переезжали в другое место [524] John Masson Smith, 'Mongol and Nomadic Taxation/ Harvard Journal of Asiatic Studies 33 (1970) pp. 46–85; D. O. Morgan, 'Who Ran the Mongol Empire?' Journal of the Royal Asiatic Society 10 (1982) pp. 124–136; F. W Cleaves, 'Daruya and Gerege / Harvard Journal of Asiatic Studies 16 (1953) pp. 235–279. .

Еще одну непростую проблему создавало отсутствие четких границ между улусами, из-за чего возникали споры и раздоры как между братьями, так и между братьями и местными правителями. Система улусов не действовала в соответствии с замыслами Чингисхана: ведь он же хотел властвовать со стороны и давать определенную свободу местным владыкам, пока они исправно платили подати. Альтернативой этому могла быть только дорогостоящая военная оккупация. Заносчивость сыновей тоже создавала головную боль: сановники Чингисхана неизбежно вступали с ними в конфликт, когда они чересчур рьяно защищали свой суверенитет и достоинство. Чингисхану приходилось приставлять к ним командующих гарнизонами из числа своих кешиктенов, чтобы напоминать сыновьям, кто здесь главный [525] For some of these problems see Biran, Qaidu pp. 69–77; Barthold, Four Studies I pp. 128–131. .

В крайнем случае, непослушных отпрысков можно было вызвать на суд великого монгольского собрания (яргу), единственного органа власти, наделенного полномочиями расследовать проступки чиновников, неправомерные действия вассалов и фракционеров в государевой семье. На таких процессах в роли обвинителя обычно выступал Бельгутай, Чингисхан вызывал экспертов в стиле инквизиции, а царевичей защищали советники-адвокаты [526] JB II pp. 579–583; RT II pp. 406–409. . Чингисхан очень остро реагировал на любые проявления (реальные или надуманные) неуважительного к себе отношения со стороны сыновей, и не раз помощникам приходилось отговаривать его от намерений предать казни кого-нибудь из них за неповиновение.

Но самая большая проблема создавалась тем, что свободы, предоставленные улусам, вступали в противоречие с общим правилом, устанавливавшим, что империя является собственностью всего государева семейства, а в силу того, что Чингисхан отождествлял себя с государством, и всего государства [527] Christopher Atwood, 'Ulus, Emirs, Keshig, Elders, Signatures and Marriage Partners in Sneath, Imperial Statecraft pp. 141–173. . Это был классический пример конфликта частной собственности и общего блага. Отчасти по этой причине и отчасти из-за опасений гражданской войны после своей смерти Чингисхан в последний год жизни сократил численность войск, приписанных к семье, с 44 500 до 28 000 человек. Толуй, как главнокомандующий армией, в войске не нуждался, троим другим сыновьям и их потомкам предназначалось по четыре тысячи воинов. Главными бенефициариями в данном случае оказались Эльджигидей, Тэмуге и Кюльхан, сын Чингисхана от любимой жены Хулан, которым прежде полагалось гораздо меньше воинов [528] SHC p. 175. Eljigidei received 3,000 (up I, 000 from the 1206 figure), Temuge got 5,000 and Kolgen 4,000. .

В один из дней 1207 или 1208 года (точную дату установить невозможно) Чингисхан столкнулся с неожиданной домашней проблемой. Его главный шаман Теб-Тенгри (имя от рождения Кокочу), старший из семи сыновей Мунлика, верно служил Чингисхану уже более двадцати лет. Именно он первым провозгласил Тэмуджина ханом борджигинов, и он же на курултае в 1206 году объявил Чингисхана посланцем Неба. Теб-Тенгри засвидетельствовал, что до пришествия спасителя Чингисхана в степях не стихала «война всех против всех» [529] JB I p. 39; F. W Cleaves, 'Teb Tengerri/ in Ural-Altaische Jahrhueher 39 (1967) pp. 248–260; Rachewiltz, Commentary pp. 869–873. . Возможно, Теб-Тенгри считал, что заслужил высоких наград, в то время как их удостоились Боорчу, Мухали, Джэлмэ и другие паладины, всякие пастухи и «ничтожные людишки».

Как бы то ни было, после курултая 1206 года он повел себя отчужденно и замыслил свергнуть Чингисхана: разве он — не верховный жрец, имеющий доступ к самому богу Неба? И его титул Теб-Тенгри означает не что-нибудь, а «Всенебесный».

Шаман начал подговаривать братьев и сеять недовольство среди «старых монголов», внушая им, что их выбросили на помойку, а все награды и привилегии достались новым нукерам Чингисхана, темникам и ночным стражам [530] Grousset, Empire pp. 229–232. . Теб-Тенгри решил нанести удар по самому слабому, как ему казалось, месту в семействе Чингисхана — его отношениям с братом Хасаром. Такая возможность представилась, когда Хасар возвратился после неудавшейся попытки приструнить бунтарей в племени хонхотан. Чингисхан в гневе устроил ему выволочку за проявленную слабость, а Хасар, обидевшись, в полном расстройстве выбежал из юрты [531] SHO p. 226; SHR p. 168. . Тогда-то шаман и приступил к реализации своего злого умысла. Хасар отсутствовал целых три дня, и за это время Теб-Тенгри успел вселить в хана подозрения, будто Хасар готовит против него мятеж.

Чингисхана не надо было долго убеждать в этом, у него уже накопилось немало претензий к брату. Хасар повел себя двулично во время длительного противостояния с Тоорилом, брату даже пришлось приказать обезглавить посла Тоорила в доказательство своей верности [532] Pelliot, Campagnes p. 172; Ratchnevsky, Genghis Khan p. 99. . Кроме того, после казни Сэчэ-беки, Джамухи, Алтана и Хучара единственным реальным претендентом на ханский престол в случае государственного переворота действительно оставался только Хасар. И последний и очень неприятный раздражитель, возможно, хитрая задумка: Теб-Тенгри сообщил, будто Хасар брал за руку Хулан, любимую жену Чингисхана. Великий хан, не задумываясь, приказал схватить брата и приготовить к казни. Хасару завязали рукава, сняли с него пояс и шапку, символы монгольской свободы — и заковали в цепи.