Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Из этого эмбриона и родилась государственно-административная система монгольской империи. По мере расширения географии завоеваний требовалось вносить усовершенствования в эту систему прежде всего для управления отдаленными территориями, вводить новые должности гражданской администрации технократов и финансовых экспертов и так называемых семуренов и дарухачи, наместников императора, хотя все эти новшества появились в двадцатые и тридцатые годы [492] Michael C. Brose, 'Central Asians in Mongol China: Experiencing the "other" from two perspectives,' Medieval HistoryJournal 5 (2002) pp. 267–289. . Пока же Чингисхан проводил реорганизацию, сравнимую со знаменитыми реформами Клисфена в Афинах в начале VI века до нашей эры. Аналогия оправдана, поскольку Клисфен трансформировал политическую базу в Афинах, заменив традиционное родовое деление на территориальные «кланы» согласно местожительству или «дему»: жители теперь должны были именоваться не по отчеству, а по названию местности, родового «дема», деревни. Там тоже присутствовала десятичная система и существовали мифические родственные группы или фратрии, члены которых вели свое происхождение от древних предков, затерявшихся во мгле античной мифологии. Демы объединялись в тридцать триттий, а в каждом десятке новых племен должны были создаваться три особых триттия: один — городской, один — прибрежный, один — внутриматериковый [493] Josiah Ober, 'I Besieged That Man"; Democracy's Revolutionary Start,' in Raaflaub et al, Origins of Democracy pp. 83–104; Lambert, Pkratries; Leveque, Cleisthenes; Forrest, Emergence of Greek Democracy. .

И наконец, феномен «супертрайбализма» из возможности, которая постоянно присутствовала в монгольской истории и упускалась вследствие фракционности и недальновидности вождей, стал реальностью. Используя книжный язык политологии, можно сказать, что мы наблюдаем типичный процесс «государственного строительства». Прежние попытки проводить политику панмонголизма преследовали кратковременные цели максимизировать военные успехи [494] For these earlier manifestations see Jean-Philippe Geley, 'L'ethnonyme mongol a l'epoque рrecinggisquanide (XIIe siede),' Etudes Mongoles io (1979) pp. 59–89 (esp. pp. 65–83); P. B. Golden, 'Imperial Ideology and the Sources of Political Unity amongst Pre-Cinggisid Nomads of Western Eurasia,' Archivum Eurasiae Medii Aevi 2 (1982) pp. 37–76; Thomas T. Allsen, 'Spiritual Geography and Political Legitimacy in the Eastern Steppe,' in Claessen & Oosten, Ideology pp. 116–135 (esp pp. 124–127); Rachewiltz, Commentary p. 296. . Чингисхан блистательно разрушил старую клановую систему, заменив ее, по выражению одного комментатора, «реформатированной десятичной клановой структурой» [495] Lane, Daily Life p. 15. . Новое сословие сановников не могло передать по наследству свои привилегии детям, поскольку меритократическая система «вознаграждения по способностям и заслугам» исключала непотизм и кумовство. Лишь одна проблема, связанная с открытым приемом на службу, как это казалось «старым монголам», могла возникнуть со временем, когда в минганах и туменах большинство с неизбежностью будет состоять из представителей покоренных народов [496] Rachewiltz, Commentary pp. 817–842. .

Критики Чингисхана иногда подвергают сомнению его достижения, педантично указывая на то, что десятичная система искони принадлежала киданям, одно время доминировавшим в степях. Но такими упрощенными замечаниями вряд ли можно умалить историческую роль Чингисхана и его монголов. Они во многом шли непроторенными путями, проявляя самобытность и находчивость, не всегда удобную и приятную для соседей. Их идеология была глобалистской, они были способны молниеносно мобилизоваться, преодолевать огромные расстояния и вести немыслимо опустошительные войны. В своем менталитете и образе жизни они многое переняли из других культур, в том числе от тюрков, персов, китайцев и киданей [497] M. Biran, 'The Mongol Transformation from the Steppe to Eurasian Empire,' Medieval Encounters 10 (2004) pp. 338–361. Almost every writer on Genghis emphasises his supposed debt to the Khitans (see Krader, Social Organisation p. 201). But as Biran underlines, the points of similarity were wholly artificial. The Mongols were much more destructive; they favoured direct, the Khitans indirect, rule; the Mongols depended on continuous expansion and paid their troops with booty, not wages; and the Khitans never mastered mass mobilisation for vast conquests (Biran, Qara Khitai pp. 202–206). . И новое государство Чингисхана было самобытное, не простое скопление племен, а унитарное национальное образование, созданное путем слома старой клановой системы, перераспределения отдельных элементов, сращивания и слияния их в новое государственное содружество.

Есть смысл еще раз напомнить о том, насколько Чингисхан смог революционизировать степное сообщество. Изначально монголы жили семьями, которые эволюционировали в кочевые группы из пятидесяти до сотни человек, переросшие в кланы, по определению означавшие фракционность и разлад. Бытовало фактическое рабство или, по крайней мере, вассальная зависимость — бедные семьи отправляли сыновей в услужение вождю клана в обмен на обеспечение средствами для существования. Такие молодые люди (их называли «отогу боолод» ) не могли уйти от хозяина, в отличие от свободных соплеменников [498] Slavery under the Mongols is much misunderstood. Usually they had bond slaves, and nothing similar to the system pre-1861 in the Southern States of the USA existed. . Два главных монгольских клана — тайджиуты и борджигины — постоянно враждовали по любому поводу, спорили даже по поводу того, кто из них проявляет больше милосердия в отношении крепостных (историки сделали вывод, что борджигины) [499] Vladimirtsov, Le regime social pp. 80–82. . В каждом племени, предположительно, были традиционные «сыны света», «нируны», и менее достойные существа «дарлекины»; оба клана считали себя «нирунами», относя соперника в категорию, можно сказать, «морлоков» [500] Нируны — «собственно монголы», дарлекины — «монголы вообще», морлоки — гуманоиды-каннибалы, живущие под землей, персонажи жанра фантастики. — Прим. пер . [501] For the Nirun/Durlukin distinction see Erdmann, Temudschin pp. 194–230. . Взаимодействие могло быть только во время охоты за добычей или грандиозного налета. Чингис родился, когда монголы все еще платили дань цзиньцам и были «маленьким народом, глупым народом, жадными и грубыми варварами». После реформ 1206 года отдельные индивиды и целые племена сражались бок о бок с воинами, которых прежде следовало убивать: Чингисхан мудро определил безопасную численность побежденных кереитов, найманов и других племен в каждом мингане [502] For a survey of the vast change see Khazanov, Nomads pp. 128, 132–133, 148–152; Cribb, Nomads in Archaeology pp. 45–49. . До Чингисхана племена Монголии сражались только за поживу или в гражданской войне за наследие. После 1206 года можно было не только вдоволь поживиться добычей, но и возникла новая атмосфера в войсках, позволявшая каждому человеку прославиться без того, чтобы автоматически приписывать подвиги таланту полководца, как это случалось раньше.

Но были и негативные моменты. Вместе с водой — родословными и другими атрибутами клановой системы — Чингисхан выбросил и ребенка — включая и традицию взаимоотношений «анд», которая стала отмирать после 1206 года. Наряду с возникновением того, что мы называем государством, чему способствовала крупномасштабная мобилизация всего населения, углубилось неравенство в богатстве, статусе и рангах; парадоксально, но меритократия породила новый класс «жирных котов» [503] Asimov & Bosworth, History of Civilizations iv part 1 pp. 243–259. . Безусловно, все эти тенденции взаимно переплетались, однако именно новая вера в небывалые экономические возможности погубила значимость отношений побратимства. Как верно заметил один историк, «после унификации Чингисханом жизни в степях отмерла необходимость во взаимоотношениях анд, поскольку вожди кочевников стали неотъемлемой частью нового императива и утратили свою автономию» [504] Barfield, Perilous Frontier p. 192. .