Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Позже в более оседлых регионах Монгольской империи влияние положений Великой Ясы вряд ли было значительным. Монголы разрешали китайцам, персам, русским руководствоваться собственными законами, если они не противоречили кодексу Чингисхана. Великая Яса, по всей видимости, не отменялась, но и не действовала на Руси, поскольку не совмещалась со славянской культурой и религией, и это обстоятельство создает определенные трудности для историков, доказывающих, что Россия пострадала от «монгольского ига» [625] Ostrowski, Muscovy p. 71. . В Китае мы сталкиваемся с парадоксом: при огромном первоначальном влиянии китайского менталитета и культуры на содержание Великой Ясы мы наблюдаем их более позднюю незначительную роль (влияние законов китайской провинции Юань в монгольском подчинении было минимальное), исключая положение о мировой империи, хотя эта идея могли прийти и от «мировой» христианской церкви на Западе [626] Vernadsky, 'Scope and Content,' loc. cit. p. 360; Riasanovsky, Fundamental Principles pp. 278–297; Ch'en, Chinese Legal Tradition. . Главное воздействие законы Великой Ясы уже после Чингисхана оказали на кочевые народы Центральной Азии, и здесь оно столь же велико, как и следовало ожидать. Здесь с большим почитанием отнеслись к заветам основателя империи. Неизбежно перемены и упадок империи после 1241 года должны были способствовать и забвению кодекса Ясы [627] Darling, Social Justice pp. 105–125 (esp. pp. 103–105, in); Ayalon, 'Great Yasa,' loc. cit. (1973) р. 141. . Чингисхан отчасти предвидел такой ход событий и отнесся к этому стоически: sic transit gloria mundi [628] Так проходит мирская слава ( лат .). .

После нас наши потомки будут носить вышитые золотом одеяния, есть роскошные и вкусные кушанья, ездить на великолепных конях, обнимать прекрасных женщин, но они вряд ли скажут, что всем этим обязаны своим отцам и старшим братьям, и они позабудут о нас и о том великом времени [629] Riasanovsky, Fundamental Principles p. 88. .

В 1206–1209 годах Чингисхан занимался делами администрации и реформирования, готовя монголов к реализации своей заветной мечты — завоеванию империи Цзинь на севере Китая. Для этого ему необходимо было решить две задачи: полностью усмирить всю Монголию, чтобы не возникало бунтов и восстаний, когда он уйдет в Китай, и сформировать в высшей степени дисциплинированную и эффективную армию для боев с грозным противником. Ему надо было организовать все так, чтобы армия была хорошо накормлена, вооружена и обучена, способна справиться с любыми трудностями, чтобы различные племена сосуществовали в полной гармонии, а полководцы не имели никаких задних мыслей или амбиций, которые отвлекали бы их от похода на цзиньцев.

Он начал с оттачивания боевого искусства двух главных нововведений: туменов и кешиков. Теоретически Чингисхан разделил армию на три крыла, хотя это и не определяло фактическое расположение войск для битвы. Самым мощным было левое крыло под командованием Мухали и его заместителя Наяа, хотя это крыло иногда и подразделялось на «центр» Наяа и «настоящий левый фланг» Мухали; ко времени вторжения в Китай в нем насчитывалось 62 000 человек [630] Rachewiltz, 'Muqali, Bol, Tas and An-t'ung,' Papers on Far Eastern History 15 (1977) рр. 45–62 (at p. 47); Pelliot, 'Notes sur le "Turkestan",' loc. cit. pp. 12–56 (at p. 33); Rachewiltz, Commentary p. 815. . В правом крыле, которым командовали Боорчу и Борохул, было 38 000 воинов. Хубилай возглавлял штаб. Центральным войском, обычно игравшим роль резерва, командовал сам Чингисхан. Сформировав личную охрану из 10 000 человек, включая ночных стражей — кешиктенов, он приступил к созданию элиты в элите, наподобие «бессмертных» Ксеркса в персидских войнах или «старой гвардии» Наполеона. Тысяча всадников и четыре тысячи не знающих промаха лучников, набранных из бывших «колчаноносцев», образовывали железное кольцо вокруг Чингисхана во время битвы; командовал ими тангут Чаган, приемный сын Чингисхана [631] RT II pp. 272–275; Vladimirtsov, Genghis p. 58; d'Ohsson, Histoire II pp. 3–5. .

Изменились правила организации туменов. Командующий минганом (тысячей) должен был иметь заместителем собственного сына, одного близкого родственника среди командиров и десять доверенных товарищей; командующий сотней тоже обязывался брать на службу близкого родственника и пятерых товарищей; даже командиру десятка (фактически отделения) полагалось окружить себя близким родственником и тремя преданными и проверенными товарищами [632] Barthold, Turkestan pp. 383–385; Vladimirtsov, Genghis pp. 67–68. . Хотя Чингисхан понимал, что в силу разных причин не всегда представится возможность набрать тумен из магических десяти тысяч воинов (в этом отношении его тумен напоминал римский легион, теоретически состоявший из 6000 человек), командующим надлежало приложить максимум усилий для поддержания именно такой численности основного войскового соединения [633] Pelliot, Notes sur Marco Polo II pp. 858–859; Ratchnevsky, Genghis Khan, p. 224. . Темникам запрещалось общаться и контактировать друг с другом во избежание заговоров; если у Чингисхана возникали подозрения на этот счет, то он назначал в тумен двоих командующих. Перечень деяний, достойных смертной казни, дополнился новыми проступками, например, за отступление во время битвы без приказа [634] Dawson, Mongol Mission p. 33; Barthold, Turkestan pp. 383–385. . Словно предвидя ситуацию, когда к его ногам падут завоеванные народы, Чингисхан обучал тумены тактическим особенностям службы в качестве оккупационной армии, формирования тамм — гарнизонов, которые обычно набирались из местных предателей, коллаборационистов, противников прежнего правительства [635] Buell, Dictionary pp. 261–262. .

Кешик тоже был реорганизован на более строгой и режимной основе. Десятитысячная личная гвардия была разделена на четыре очереди или смены, каждой из которых полагались три дневных и три ночных дежурства. Чингисхан постановил, что ночью должен дежурить и начальник смены; за споры с караульными назначались суровые наказания; стражник имел право задержать любого человека, «слоняющегося» без дела после наступления темноты; любого человека, осмелившегося приблизиться к царской юрте без позволения, надлежало казнить на месте. Строго-настрого запрещалось подходить к стражам и вступать с ними в разговоры; каждодневно менялись пароли и часы дежурств; разглашение паролей и времени дежурства, составлявших военную тайну, каралось смертной казнью. Все посещения в ночное время подлежали согласованию и утверждению дежурным начальником; каждая смена заступала на дежурство после предъявления соответствующих значков, которые тоже постоянно менялись с тем, чтобы исключить изготовление подделок [636] Hartog, Genghis Khan p. 45; Lane, Daily Life pp. 97–98. .

В кешике Чингисхана зарождались и эмбрионы гражданской службы. Одиннадцать старших штабных кешиктенов надзирали за деятельностью специализированных служб: медиков, дипломатов, переводчиков, землемеров, учетчиков, картографов, квартирмейстеров-интендантов, тайных агентов и разведчиков-аналитиков [637] Michael Edwards & James C. Stanfield, 'Lord of the Mongols: Genghis Khan,' National Geographic 190 (December 1996) pp. 14–23. . Чуть ли не с первых дней Чингисхан уже располагал шпионской сетью, или профессиональной разведкой, которая добывала информацию не только о численности, оружии и местоположении вражеских сил, но и о настроениях в собственной армии, выискивала сведения о фальсифицированных отчетах и платежах, широко практиковавшихся в средневековых армиях [638] JB I p. 32. . Ничего зазорного не было в должности квартирмейстера: присматривать за табунами лошадей и стадами коров было престижно и почетно. Кроме того, квартирмейстеры отвечали за организацию интендантства и коммуникаций, а по завершении перехода в конце дня они должны были правильно расположить становище, так, чтобы элитное войско Чингисхана было развернуто на юг, левое крыло — на восток, а правое крыло — на запад [639] JB I p. 30; Jagchid & Hyer, Mongolia's Culture pp. 370–372. . Служба в кешике была нелегкой, а промахи и ошибки чаще всего предвещали смертную казнь. Дабы она не казалась стражникам пыткой в аду, единственной компенсацией которой было осознание превосходства над армейскими чинами, Чингисхан, проявив здравомыслие, создал для них осязаемые символы «сладкой жизни». Они надевали черные kalats , выезжали на вороных конях с красной кожаной сбруей и седлами, и их доспехи тоже обрамлялись красным цветом. Но самым желанным стимулирующим средством была организованная система внебрачного сожительства, доступная для всех чинов; Чингисхан лучше всех понимал реальную силу такой мотивации [640] JB I p. 33; Benedetto, Marco Polo pp. 114–116; Beazley, John de Piano Carpini p. 121. .