Назир Сафаров - Гроза

— Откуда твоя печаль? Зачем стенанья и жалобы на судьбу? Иди сюда, о, юноша с плачущим сердцем. Видишь — весна, все обновляется, зеленеет и расцветает. Мы молоды, а жизнь преходяща. Давай поговорим по душам, забудем о мелочных горестях жизни, развеемся и возвеселимся. Давай, идя по жизни, помогать друг другу…

С этими мыслями и грезами Хатам не заметил и сам, как дошел до дома Додхудая.

В доме Додхудая, как только пройдешь в широкие двустворчатые ворота, попадаешь в просторный двор, где стоит сдвоенная супа. Но сегодня Хатам увидел здесь еще и человека, сидящего на земле и обхватившего руками голову, как бы в отчаяньи, и глядящего неподвижно перед собой. Рядом с ним стоит и дремлет одноухий осел. Хатам сначала узнал осла, а потом уж разглядел и его хозяина.

— Э, да это ты, животинушка! Узнаешь старого знакомого? — обратился Хатам к ослу и хлопнул его по крупу.

От этих слов хозяин осла встрепенулся, поднял голову и как бы спросонья посмотрел на Хатама. Узнав юношу, своего спасителя в ту ужасную морозную ночь возле Чертова моста, Джаббаркул-аист вскочил на ноги, но тотчас пошатнулся и едва не упал.

Хатам бережно усадил старика на прежнее место.

— Проклятые ноги… Немеют и затекают, если посидишь неподвижно. Счастья тебе, сынок… Благополучен ли и здоров ли?

— Спасибо, а как вы сами?

— Я жив-здоров, кое-как существую на этом свете.

— И то хорошо. Не умирайте, живите на счастье ближним. Как они живы-здеровы?

— Спасибо, спасибо. Да вот Саттаркул часто вспоминает и спрашивает о вас.

— Саттаркул?.. Это который же из них?

— Который родился вслед за моей дочкой. Дети не перестают вспоминать, как вы тогда спасли меня от смерти, доставили в худжру Ходжи-цирюльника, обогрели, сохранили мне жизнь. Вот и довелось нам свидеться. И несчастный ослик тоже со мной. Это ведь и спутник мой, и друг-утешитель, даром, что бессловесный. Хорошо, что он у меня есть, вот кое-как и существую. А Саттаркул — тот самый, помните, когда вы заладили: не останусь да не останусь, хотя мать моих детей уже готовила катырму…

— Да, вы лежали обессиленный у Ходжи-цирюльника, вот почему я собирался быстро вернуться в худжру, а жена ваша тем временем, оказывается, принялась готовить катырму. У меня не хватило терпения, я возвратился к вам.

— Так вот, когда у вас не хватило терпения, мальчонка ухватился за край вашей одежды: «Без вас катырма будет невкусная, никуда мы вас не отпустим, акаджан [52] Акаджан — братец. !» Это и был Саттаркул.

— А-а, теперь знаю, худощавый… Теперь я вспомнил, гостеприимным оказался ваш Саттаркул… Молодец!

Хатам похлопал старика по плечу. Два дорогих друг другу человека немного посмеялись от души. Слово за слово и разговор зашел о «долгах-платежах».

— В здешних кишлаках живут бедняки-дехкане, у которых работают зубы, лишь когда работают руки, — начал говорить Джаббаркул-аист. — Все они находятся в долгу у богача Додхудая. У того-то есть кусок земли, но не на чем пахать, а имеющий лошадь, не имеет земли или семян. Всегда у бедняка руки коротки. До неба далеко, а земля тверда, сынок, и куда же они могут подеваться?.. И опять в конце концов идут к этому скупому калеке. С этой же целью и я пришел… А он, оказывается, и лица моего видеть не хочет.

— Почему? — спросил Хатам с волнением.

— Потому что прошлогодний долг все еще на моей шее. Я-то пришел со склоненной головой, а он, оказывается, сказал: «Умеющий просить зерно для сева пусть расплатится сначала за прошлый год». Да и обругал еще нечистым отродьем! Пришлось обменять на муку пшеницу, которую я хранил на семена. Из-за нужды пришлось. И вот теперь в доме нет ни пригоршни муки, ни горстки семян. Не умерли мы, рабы божьи, с охами-вздохами дожили до весны. А время идет… Додхудая знает только тот, кто обращался к нему с просьбой. Сердце у него черствое, смягчить его — легче помереть.

Джаббаркул-аист говорил, а сам чертил землю палкой для понукания осла. Хатам углубился в свои мысли. Тяжелую тишину нарушил юноша:

— Так что же теперь делать будете? Если в доме у вас нет ни пригоршни муки, а дети голодны… И посеять нет ни горстки зерна! Куда вы пойдете, кому поведаете о своем горе?! Вдруг он посветлел лицом, как если бы в голову ему пришла какая-то хорошая мысль.

— Атаджан [53] Атаджан — отец дорогой. ! Вы побудьте здесь, не уходите никуда, я сейчас вернусь. Посмотрим, может быть, что-нибудь придумаем, ладно?

— Долгих лет жизни тебе, сынок, — сказал старик, глубоко вздохнув.

Хатам как обычно прошел через ворота в сторону дома и крикнул еще издалека:

— Я пришел!

Ведь до тех пор, пока не раздастся голос из дома, разрешающий войти, никому нельзя было заходить в комнаты. Хатам в надежде хоть взглянуть на девушку, жившую здесь как в заточении, оглянулся вокруг, но никого не увидел.

— Иди же сюда, сынок мой, Хатам! — послышался из комнат глухой, слабый голос Додхудая. Чуточку приподняв правую руку и приглашая юношу сесть, калека сказал: «Теперь мне можно и встать»… Хатам же сразу поддержал его, усадил и навалил подушек за спину. Одевая Додхудая, он нарочно не спешил, оглядывался, надеясь посмотреть на девушку. Девушка где-то здесь, в доме, и кто знает, может быть, и она мечтает увидеть Хатама… Думая обо всем этом, Хатам тяжело вздохнул. Прежде чем взвалить на плечи свою живую ношу, он снова бросил взгляд в ичкари. Убедившись, что и на этот раз надежды его не оправдались, он, качнувшись, словно нагруженный верблюд, встал на ноги, воскликнув: «О мой аллах, помоги же мне!»

Быстрыми шагами он вышел к воротам.

У ворот дожидался его Джаббаркул-ата. Хатам сделал вид, что встретил его случайно, и нарочито стал приветствовать и справляться о его семье:

— Эге, это ж вы, мой Джаббаркул-ата! — воскликнул он, остановившись. — Ассалому алейкум… Как здоровье вашей жены? Бегают ли здоровенькими Саттаркул и его братишки?

Джаббаркул растерялся, не зная, что говорить и что делать. К тому же он был удивлен тем, что Хатам несет Додхудая на закорках!

— Ну, что ты стал, почему не идешь?! — окрикнул с раздражением Додхудай.

— Сейчас, сейчас. Вы этого человека знаете?

— Этого плута знаешь разве и ты?

— Не говорите так, он мне как родной отец, — сказал Хатам, подойдя близко и подав руку Джаббаркулу.

Джаббаркул протянул было руку к Додхудаю, но тот брезгливо отвернулся и пробурчал: «Нашел же человека, будто бы не осталось больше людей на земле!»

— Не говорите так, дядя. Мой Джаббаркул-ата — прямой, честный человек.

— Да уж прямее косы! — сказал презрительно калека. — Ну, пойдешь ли ты! На плечах у тебя ноша, а ты стоишь и болтаешь.

— Интересная история вспомнилась мне, рассказать ли?

— Ладно, иди и рассказывай.