Давид Мотадель - Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

В СС поездку восприняли с энтузиазмом. «Визит великого муфтия стал успехом во всех смыслах: в политическом плане его приняли необычайно благожелательно и позитивно, и это будет способствовать восстановлению порядка в регионе»,– докладывал Бергер [916]. Выделяя религиозный аспект турне, эсэсовец писал: «В ходе визита в очередной раз было доказано, что великий муфтий великолепно информирован и располагает колоссальным престижем во всем магометанском мире». Поддерживая ошибочное мнение о всеобщем авторитете муфтия среди мусульман и о возможности добиться с его помощью еще более масштабной поддержки в исламских регионах, Бергер даже предложил организовать аналогичные турне на Восточный фронт: «Великий муфтий также готов отправиться к крымским татарам, то есть к магометанам оккупированных восточных территорий, и использовать все свои силы для привлечения их на сторону Германии».

На протяжении всей пропагандистской кампании вермахт также оказывал большую помощь. «Немецкие генералы сослужили СС исключительную политическую и военную службу», сделав турне муфтия возможным,– докладывал Бергер Гитлеру [917]. Спустя месяц после поездки, в мае 1943 года, Лютерс с воодушевлением писал: «Правильные отношения с мусульманами стали для Германии пропагандистским оружием первого порядка» [918].

Однако у попыток СС и вермахта использовать ислам на Балканах было много противников. СС, хорошо осведомленные о политических аспектах турне, столкнулись с сильным противодействием со стороны итальянских властей и усташского режима – и те и другие стремились сохранить свои сферы влияния. Как только самолет муфтия приземлился в Загребе, итальянцы начали плести всевозможные интриги, чтобы сорвать визит. В своих мемуарах аль-Хусейни вспоминал, что после его прибытия в хорватскую столицу из Рима вылетел высокопоставленный итальянский дипломат, перед которым ставилась задача не дать муфтию посетить Боснию. Аль-Хусейни также предупредили, что власти не смогут гарантировать его безопасность, если он захочет поехать в охваченные войной районы [919]. После того как муфтий вернулся в Берлин, итальянцы, по сообщению Эрнста Вермана, призвали немцев «уважать хорватские и исламские интересы Италии» и впредь гарантировать реализацию любых контактов между муфтием и балканскими мусульманами только через итальянские каналы [920]. Но СС не обратили ни малейшего внимания на эти просьбы. Таким же безуспешным было и вмешательство усташей. Хорватское правительство отреагировало на турне «с явным пренебрежением»,– отметил Бергер [921]. Однако, самодовольно сообщал высокопоставленный эсэсовец Гиммлеру, начальство усташей очень быстро «скорректировало» свое отношение к визиту после того, как он, Бергер, лично предъявил претензии хорватскому послу в Берлине. Тем не менее усташи пытались контролировать аль-Хусейни на протяжении всего пребывания в Хорватии. На пути из Загреба в Сараево муфтия сопровождали два представителя хорватского правительства [922]. Эти чиновники пытались изолировать его от мусульманских лидеров, не сотрудничавших с режимом. Впрочем, офицер СС Карл фон Кремплер, бывший австро-венгерский чиновник, в годы войны занимавшийся вербовкой мусульман на Балканах, обошел усташские структуры и организовал конфиденциальные встречи с исламскими духовными лицами, а также с лидерами сепаратистов [923]. Конечно, на официальном уровне немцы пытались скрыть наличие трений с руководством усташей. Например, Deutsche Allgemeine Zeitung ограничилась сообщением о том, что муфтий находится в Боснии «по приглашению хорватского правительства» [924].

СС также столкнулись с сопротивлением – внутри рейха. Каше и министерство иностранных дел были против поездки. С их точки зрения, обхаживание мусульман угрожало дальнейшим ослаблением режима усташей. Когда муфтий посетил резиденцию Каше в Загребе, посланник не принял его, передав лишь свою визитку [925]. Каше в ярости жаловался в МИД, что турне муфтия породило среди мусульманского населения разговоры о том, что Берлин готов поддержать создание исламского государства в регионе [926]. В целом новый курс СС и вермахта в отношении ислама на Балканах, который проявился в поездке муфтия и развертывании мусульманской дивизии СС, в министерстве иностранных дел восприняли как попытку «укрепить магометанские позиции» в Юго-Восточной Европе; по крайней мере именно так выразился дипломат Ганс Александр Винклер, в тот момент находившийся в Берлине [927]. Сразу после турне муфтия Винклер посетил Загреб и Сараево, а затем написал восьмистраничный меморандум о политике Германии в отношении ислама на Балканах, где выразил серьезную озабоченность ее новым направлением [928]. Взгляды Винклера на балканский ислам отличались от его позиции по поводу ислама в Иране, о котором он писал годом раньше: религиозная ситуация в Юго-Восточной Европе была особенной, как полагал дипломат. Из документа видно, что Винклер понимает, почему военные сочли мусульман, которые «полностью за Германию и до сих пор помнят дни империи Габсбургов», идеальными союзниками. СС должны оценить их «расовый материал, воинскую традицию и антикатолический дух»,– отмечал чиновник. Однако одновременно он высказал свои опасения относительно излишнего покровительства, оказываемого балканским мусульманам. Во-первых, он предупредил, что поддержка «автономистского магометанства» ( autonomistisches Mohammedanertum ) в регионе подорвет режим усташей. Турне муфтия придало стимул «самоуверенности магометан», а развертывание в регионе мусульманской дивизии СС приведет к укреплению «религиозной идеи», оказывающей «разрушительное» воздействие на усташское государство. Во-вторых, Винклер выразил озабоченность по поводу «панисламской, неевропейской ориентации» мусульманских коллаборационистов на Балканах. В отличие от СС, панисламизм для Винклера был источником рисков, а не возможностей. И турне аль-Хусейни усилило эти риски: «Муфтий рассматривает ситуацию в мире с сугубо магометанской точки зрения, которая для нас абсолютно чужда», а намечаемая им перспектива остается полностью «антиевропейской» [929]. Винклер, классический востоковед и высококлассный специалист по Египту, начал работать в министерстве иностранных дел только с 1939 года, служил в Тегеране до 1941 года, а затем выступал в роли представителя МИДа в Африканском корпусе. Летом 1942 года он был ранен, после чего вернулся в восточный отдел министерства в Берлине [930]. Его меморандум выражал относительно необычные взгляды на ислам; в нем отразились классические европейские представления об этой религии и Западе – и они не совсем вписывались в прагматичные и рациональные выкладки офицеров СС (Бергер) или военных (Лютерс), убежденных в пользе ислама для их стремления выиграть войну. Но предостережения Винклера почти не возымели эффекта. Ни он, ни Каше, ни МИД больше ни оказывали серьезного влияния на политику Германии на Балканах, где СС и вермахт приступили к реализации собственного исламского курса.