Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953

Оба, истец и ответчик, так разволновались, что пришлось их призывать к порядку. После чего было вынесено строгое порицание оскорбителю, от него потребовали тут же принести извинение товарищу Шустерману, что тот и произвел, оговорившись, что пусть тогда и товарищ Шустерман принесет ему извинение за неумытого кацапа и москаля. После чего оба пожали друг другу руки в присутствии членов секретариата и вместе покинули зал заседания.

Заодно было вынесено решение об усилении борьбы с искривлениями политики партии в национальном вопросе, о защите чести и достоинства нацменьшинств и усилении борьбы с великорусским национализмом и шовинизмом.

Затем долго дебатировали заявление товарища Троцкого о недопустимости при рассмотрении дел о групповом нарушении революционной законности со стороны некоторых членов партии начинать список нарушителей с еврейской фамилии. Постановили, что таковые списки должны обнародоваться таким образом, чтобы впереди стояла фамилия возглавителя преступной группы, независимо от национальности…

И прочее, и прочее, и прочее…

Шелестят бумаги, не громко, в тон председателю, высказываются члены Оргбюро. Скрипят перья двух женщин-секретарей, сидящих за отдельным столиком, записывающих каждое слово, произнесенное в этом помещении. Рутина, вязкая болотная рутина, которой не каждого заставишь заниматься.

Сталин посматривает на говорящих, щурится, трогает рукой прокуренные усы. Трудно понять, что он сам думает по тому или иному вопросу, соглашается с точкой зрения выступающего или нет. Только дав высказаться всем желающим, он предлагает кому-нибудь подвести итоги дискуссии, если таковая имела место, затем ставит вопрос на голосование. Руку поднимает последним, поддерживая большинство.

Часов в восемь вечера, когда уже рассмотрели около сотни всяческих вопросов, когда все устали и с трудом боролись с зевотой, в комнату вошел Лев Борисович Каменев, в связи с болезнью Ленина временно исполняющий его обязанности — обязанности председателя Совнаркома. Невысокий, грузный, фигурой похожий на своего друга Зиновьева, так же тяжело — по-утиному — переваливаясь, он молча прошел через все помещение, остановился напротив Сталина, оперся обеими руками в крышку стола, не обратив внимания на предложенный стул, заговорил ворчливо:

— Коба, тут у тебя уже недели две лежит заявление от товарища Кацнельсона с просьбой направить его лечиться в Швецию или в Швейцарию. Товарищ вполне заслуженный, у него радикулит, полечиться ему совершенно необходимо.

Сталин посмотрел на Молотова, тот полистал свои бумаги, вынул одну из них, положил перед Сталиным.

— Вот, — произнес Сталин, показывая черенком трубки на лежащую перед ним бумагу. — Здесь товарищ Кацнельсон просит отправить его за границу вместе с семьей в количестве восьми человек… Откуда, товарищ Каменев, у рабоче-крестьянского государства возьмутся деньги на такую ораву? Или, может быть, все Кацнельсоны заболели радикулитом? Мы решили отказать товарищу в его просьбе. Лечить радикулит можно и в советской России.

— Я не знал, Коба, что речь идет о всей семье товарища Кацнельсона, — нахмурился Каменев и сел на стоящий рядом стул. — Мне он говорил… Впрочем, одного его отправить, я думаю, можно. Деньги для этого найдутся.

— Мы тоже так думаем, товарищ Каменев, — медленно произнес Сталин, отдавая Каменеву бумагу. — Если, разумеется, не будет возражений со стороны товарища Дзержинского.

— Феликс не будет возражать: я с ним разговаривал по телефону на эту тему, — заверил Лев Борисович. — Боюсь только, что Давид Израилевич один не поедет.

— Это дело товарища Кацнельсона, — негромко обронил Сталин и снова повернулся к Молотову.

— М-мда, — промычал Каменев, вставая, всем своим видом демонстрируя крайнюю усталость. У двери остановился, обернулся, сделал в воздухе неопределенный жест рукой и произнес: — Тут к вам просится на прием секретарь ЦК ВКСМ товарищ Файвилович. У него вопрос по части… по части… Впрочем, он сам вам скажет.

С этими словами Каменев открыл дверь, кивнул кому-то, и в зал заседаний стремительно вошел молодой человек, сухопарый рыжий до неправдоподобия, с горящими зелеными глазами, очень похожий на задиристого петуха. Он остановился возле Каменева, вопросительно глянул на него.

— Вот, — произнес Каменев, беря одной рукой Файвиловича за плечо и слегка подталкивая его к столу для заседаний. — Это и есть Файвилович. Прошу уделить ему внимание. — И вышел за дверь, оставив ее открытой, точно Файвиловичу предстоит отсюда позорное бегство.

— Мы вас слушаем, молодой человек, — произнес Сталин, насмешливо разглядывая рыжего представителя комсомольского Цэка, в растерянности топчущегося возле дальнего конца стола под пристальными взглядами членов Оргкомитета.

Файвилович точно ждал этого приглашения. Он кинулся к приставному столу, за которым сидел Сталин, с такой поспешностью, точно боялся, что его остановят и не дадут произнести ни слова, воткнул в стол обе руки с длинными пальцами и заговорил, глотая согласные:

— Мы в Цэка комсомола очень недовольны на отношение к нам старших товарищей из Цэка партии! — выпалил Файвилович. — Старшие товарищи считают, что мы годны лишь заниматься на второстепенных вопросам на бытовое строительство, которые имеют большое расстояние от революционной жизни наше рабоче-крестьянское государство. Такой постановке вопроса нам трудно воспитать молодых коммунистов, которые есть преданные делу революции, ибо они имеют погрязнуть в мещанский бытие… сознании, это самое… на дела рабочего класса и трудовое крестьянство, поскольку товарищ Маркс, наш гениальный учитель, учил уже нас на двумя ногами стоять на почве, которая… э-э… которую… создают и удобряют старшие товарищи… не подумайте… что я имею на вид прямом смысле слова, а, так сказать, политическая почва и экономическая надстройка…

Файвилович совсем запутался в почвах и надстройках и не заметил, как лицо Сталина стало подергиваться правой стороной, посерело, в глазах зажглись недобрые огоньки.

— Ви все сказали, товарищ почвенник? — спросил Сталин в наступившей тишине. — Если вам нечего добавить по существу, то можете передать вашему Цэка, что они еще сопливые недоросли, чтобы учить партию и ее Цэка, как им управлять своим комсомолом. Можете бить свободни. Ми вас не задерживаем. И скажите там, чтобы вас больше сюда не пускали. Ни на какой почве.

— Как вы… как вы так можете говорить? — взвизгнул Файвилович, но в это время к нему подошел один из членов Оргкомитета, взял под руку и вытащил за дверь, приговаривая:

— Письменное указание ваш Цэка получит через курьера.