Ангел Каралийчев - Весна

Четыре дня прошло.-с тех пор, как она убежала из дома. Настал пятый.

Балканы глядели ввысь, синева омывала их гайдуцкую спину. Самодива спускается к хорищу. Там источник и росистая поляна. В полночь, когда на небе покажется Большая Медведица, Секул придет к источнику искать жену. И этой ночью долго будет идти в темноте каменотес. А Струна спрячется в листве дуба и не откликнется. И все же, как хочет она его видеть! Как жарки были его объятия в ту первую ночь, когда она легла рядом с ним. Как станет ей грустно, когда покинутый ею муж будет утирать рукой слезы, но сердце ее не дрогнет, как не дрогнуло его сердце в тот день, когда она бежала за ним, умоляя его вернуть рубашку.

Она взобралась на холм и стала глядеть вниз. Ее манили темные долины, в которых прятались пыльные селения людей. Она уселась на белый камень, согретый только что закатившимся солнцем. Вершины гор почернели, деревья потонули во мраке. Как змея, скользнула вниз узкая козья тропинка и скрылась… Заблистали далекие, мерцающие светлячки. Там селения… И вдруг, погруженная в свои мысли, Струна услышала зов маленького, отбившегося от стада, затерявшегося в лесу козленка. Его зов ударил ее прямо в сердце, как будто оно было гнездом, а его голос зовом дрожащего птенчика. Струна вскочила. Побежала бегом по козьей тропинке и увидела меж деревьев маленького белоснежного козленка с черными блестящими глазами. Она наклонилась, взяла его на руки. Прижала к груди. Его дыхание коснулось ее, как дыхание ее ребенка. Она закусила губу и вся вспыхнула пламенем любви, как впервые родившая мать, охваченная безумием. Расправив желтые крылья, она в смятении поднялась с земли.

Она пролетела мимо кошары Уснувшего пастуха, впустила через ограду козленка и устремилась к светлячкам, которые мерцали внизу, в селе, где жил Секул…

Как легкий ветерок влетела Струна в окно. В комнате было темно и тепло. Секул лежал на спине, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. Он томился, изнуренный работой и тоской, и не понял, что это она. Белая женщина склонилась над люлькой, сунула руку под одеяльце, схватила теплое тельце и, приложив головку спящего ребенка к своей твердой, набухшей от молока груди, со всей силой материнской любви впилась поцелуем в его щеку.

Секул встал, чтобы посмотреть, кто склонился над люлькой, кто душит ребенка. Струна дала мальчику грудь и, ища в темноте взгляд Секула, боязливо прошептала:

— Я вернулась, Секул. Можно мне лечь на твою руку?

Перевод Е. Яхниной.

Благословенна долина — радость человеческой души! Луга тянутся вдоль Вита. Сады цветут; пчелы золотыми каплями падают на межи. Старый кладоискатель Цвятко Молец лежит на спине и глядит на высокие белые облака. Небесные стада вздымают пыль. Издалека слышится пение молодайки, трудолюбиво копающей землю. Две ласточки, встряхнув хвостиками-ножницами, долго висят на трепещущих крылышках, щебечут у скал и, наконец, вонзают коготки в каменистый склон над Змеевой пещерой. У запертой наглухо пещеры звенит колокольчик, словно капли дождя стекают с крыши. В пещере подземный дворец Угленского змея. Там спрятан старинный клад: два казана, полные доверху золотыми и серебряными монетами. А на камне в самой глубине сидит каменная Славянка. Из ее глаз капают слезы, просачиваются наружу через расщелины прозрачным ручейком. Темная пещера освещается блеском золотистой чешуи хранителя-ужа. Двести лет стоит здесь уж, подняв голову к казанам…

…Дед Цвятко встал и двинулся вверх по реке к повороту, где уже был еле слышен звон колокольчиков веселых ягнят. Старик медленно заковылял к источнику под скалами. Дойдя до него, он спустил с плеча сумку. Вынул из нее ржаной хлеб, ножик и миску. Отрезав ломоть, погрузил его сначала в ледяную воду источника, затем, размочив хлеб в миске, начал его есть. Потом снова зашагал по лугу. Он не спускал глаз с мелких травинок, буйно разросшихся кругом. Где-то здесь растет и разрыв-трава. С ее помощью можно отомкнуть каменную глыбу и завладеть кладом Угленского змея. Где-то здесь, среди белых подорожников, возле лютиков, под крылышками синих бабочек. Но где? Всю жизнь ищет разрыв-траву дед Цвятко Молец. Глаза выцвели, изошла тоской его старая душа…

…Однажды — тому назад лет двести — змей выполз из своей пещеры. Была ночь. Змей расправил крылья и поднялся над Угленом. Село спало. Тихо шелестели листвой тополя. Крупные осенние звезды падали в омуты Вита. В верховье, у росистых лугов, купался целый рой русалок. Их серебряные рубашки, брошенные на черную траву, блестели как паутина на вспаханной земле. Змей пролетел над их головой на огненных крыльях. Русалки всплеснули руками, ахнули, устремили вверх зачарованные взоры. Луна залила светом их влажные плечи. Ночь, как стыдливая невеста, покраснела от пламени змеиных крыльев. Молодой змей описал огненный круг над тополями, приложил руку ко лбу и устремил взгляд в темноту. Где-то вдалеке, подле Старого Быркача, загорелся огонек. Это пришли на посиделки молодые девушки из Быркача. Темные копны стоят на гумнах, как немые стражи. Золотистая айва светился на ветвях. Астры склоняют румяные росистые головки и томятся, увядая на теплой девичьей груди, которую они украшают. Девушки вышивают к свадьбе дары, шелком и серебром, поют сладкие песни и ждут, чтобы Угленский змей пришел к ним на посиделки.

Угленский змей оглянулся, посмотрел на луну, что тихонько опускалась за Белый Камень, и полетел на огонек. Он опустился у чешмы на околице села, под темными тополями, наклонился над каменным водоемом, омочил лоб холодной водой, и огненные его крылья мигом почернели. Потом он опустился на траву и оперся спиной о тополевый ствол. Из-за пояса вытащил большое яблоко и разрезал его. Это яблоко он взял вчера вечером из корзинки Ангелины. А сегодня она в наряде новобрачной придет сюда поздно вечером, когда истомленная луна спрячется за Белый Камень. А когда она совсем погаснет, вспыхнет светлячок, вплетенный в волосы Ангелины. Он обнимет белую девушку, а она обовьет его шею своими теплыми, земными руками. Глаза его загорелись, как у волка при виде добычи. Он вскочил и бросился вниз. Село спало. Сверчки запели свадебную песнь.

— Сестрица Славянка, подай мне коралловое ожерелье. Разве не белая у меня шея, белая, как перья у голубки?

— Сестрица Славянка, подай мне кованый пояс. Разве не тонкий у меня стан, тонкий, как угленский тополь?

— Сестрица Славянка, подай мне желтые туфли. Разве не быстрые у меня ноги, быстрые, как у балканской косули?