Ангел Каралийчев - Весна

— Выгляни, ягодка, на улицу. Не опустилась ли уже луна за Белый Камень?

— На улице темно, сестра, хоть глаз выколи.

— Пойди, деточка, в сад, под айвовое дерево, где роятся светлячки. Быстренько слови для меня самого крупного. Я украшусь светлячком, — как огненный цветок заблестит он у меня в волосах. Пойдешь? Ох, батюшки, ведь он уже ждет меня. Послушай, Славянка, как поймаешь светлячка, беги за мной следом наверх, к чешме у околицы.

Ангелина выскочила на улицу. Тревожно взглянула в сад, где шелестела листва в той стороне, куда скрылась Славянка, и вдруг спохватилась:

— Кольцо! Я забыла кольцо!

Она вернулась назад. Но когда вошла в дом, из калитки на улицу выбежала в белой рубашке маленькая Славянка. В кулаке она зажала светлячка.

— Сестра, где ты? Мне страшно. Ох, светлячок, ты умрешь в моей ладони, пока мы с тобой доберемся до старшей моей сестры. Лучше полезай ко мне в волосы. Будешь мне светить. Ой, кто это черный идет нам навстречу? Какой-то черный человек протянул ко мне руки, сестрица, я гибну!

В темноте Змей схватил Славянку и расправил крылья. Когда он ими взмахнул, они засветились. Испуганная девочка закричала. Разбуженные собаки залаяли в Старом Быркаче. Быркачане вскочили, глянули наверх; два больших огненных крыла опускались над Угленом…

Над колодцем наклонился батрак деда Куню. Он наполнил расписные троянские кувшины водой, выпрямился и, увидев на лугу деда Цвятко, окликнул его:

— Дедушка Цвятко, а ты все разрыв-траву ищешь?

— Ищу, Юрдан. — Молец подошел к батраку. — Как знать, может быть, и найду.

— Может быть, дедушка Цвятко, — да ведь нет этого проклятого ключа. Слушай, если ты когда-нибудь найдешь разрыв-траву и отомкнешь пещеру змея, что ты будешь делать с двумя казанами, полными монет?

Угасшие глаза деда Цвятко Молеца оживились:

— Эх, Юрдан, Юрдан, дай мне только разрыв-траву! Дедушка Цвятко не за монетами гонится. Денег мне не надо. Как только отомкну пещеру, позову сюда нашего Стоила-кмета и скажу ему: «Заворачивай сюда телегу! Вези все золото и серебро в общину. Отсыпь каждому бедняку по шапке монет, а сиротам — по две. Построй новую школу для ребят. Построй большой мост из железа и камня всем на удивленье. Купи молотилку, пусть люди не мучают скотину, молотя хлеб диканями». А я… мне, Юрдан, довольно каменной девушки, что стоит в пещере и держит в руках каменного светлячка. Слушай, когда Змей спустился со Славянкой в пещеру, он запер ее там, а ключ в ручей бросил. Осветил он пещеру, и как увидел, что перед ним стоит Славянка, а не та, за которой он шел, рассвирепел он, и из глаз его полыхнуло пламя.

— Ты меня обманула! — закричал он страшным голосом. — И я обращу тебя в камень. Читай молитву! Даю тебе время, пока светлячок не погаснет в твоей руке.

Проговорил это Змей, схватил светлячка и сунул ей в руку. Хлынули слезы из глаз девочки, раскрыла она для молитвы уста. И лишь только погас светлячок — она окаменела. Но даже когда она превратилась в камень, Юрдан, слезы не перестали течь из ее глаз. Собрался их целый ручей и просочился он наружу через трещины. Вот этот источник, из которого ты воду набираешь, — это и есть Славянкины слезы.

— А почему вода в нем холодная? Слезы ведь горячие?

— Да потому, что глаза у нее каменные.

— Дедушка Цвятко, хочу я тебя что-то спросить, только ты на меня не сердись.

— Спрашивай, Юрдан.

— На что тебе каменная девушка? Ты человек старый, зубы порастерял, а все о женщинах думаешь!

— Погоди, сынок, не бери греха на душу. Мне уже больше не нужны женщины. Мне нужна дочь. Всю-то жизнь ждали мы с моей старухой Цвятковицей дочку. Уж сколько она по докторам и знахаркам ходила, сколько настоя из целебных трав выпила, сколько камней под поясом носила. Но не дал господь нам дитятка. А в прошлом году переселилась в другой мир и бабушка Цвятковица. Никого не осталось у меня на этом свете. Опустел мой дом. Хочу взять к себе ту девушку, что просидела в пещере двести лет. Будет она подметать мой старенький домик, цветы в саду сажать, бобовую похлебку варить, чтоб похлебать и мне горяченького, Юрдан, когда вернусь я усталый с поля.

— Да как же ты ее оживишь?

— Это дело простое. Спасение ее — в живом светлячке. Как только дам я ей светлячка в руку, она зашевелится, поднимет руку и вытрет слезы. Ох, надо пойти посмотреть, куда запропастились мои глупые ягнята…

Дед Цвятко пошел сгорбившись, опираясь на дубинку. Его рукава повисли, как крылья старой птицы.

— Сумасшедший! А может — кто его знает! — и не сумасшедший вовсе, — задумчиво произнес Юрдан и, спохватившись вдруг, что запаздывает, поднял свои кувшины и зашагал босыми ногами вверх по тропинке.

Перевод Е. Яхниной.

Стрелой пронеслись над селом первые ласточки. Заблестели омытые весенним солнцем снежные вершины Родопских гор. Потекли вниз ручьи и затопили луга. На ветвях персикового дерева, которое шумело под окошком у Николы, завязались почки. Согрелась земля. Во дворах зашевелились крестьяне. Нивы раскинулись будто нарядные зеленые ковры, вывешенные для просушки на склонах холмов. Из летней пекарни вылезла кошка, потянулась, изогнув спину дугой, зевнула, улеглась у выбеленной стены, зажмурилась и замурлыкала. Воробьи на соседней скирде зачирикали, уселись на навозную кучу и принялись проворно рыться в соломе. Из избы вышел Гурко, сдвинул шапку набекрень, почесал в затылке, посмотрел на большую кучу навоза и пошел к сараю. Тут он стал приводить в порядок телегу, заложил дощатые боковинки, выправил дно, поднял дышло и затем уже подтолкнул порожнюю легкую телегу к навозу. И начал накидывать его железными вилами. Разворошенный навоз задымился. С гумна вышел младший сын деда Йордана — Никола.

— Братец, — сказал он, — дай помогу тебе.

— Нечего мне помогать, — отрезал Гурко, не глядя на него. — Вместо того чтобы болтаться здесь да бездельничать, отправляйся-ка лучше по селам, поищи работы. Ты молодой, стыдно тебе ходить без дела.

— Куда же мне податься? Ведь отец оставил нам ниву. Кто же пожнет мою долю? Кто уберет мои снопы?

Гурко оперся на вилы.

— У тебя, братишка, доли нет. Нечего на нее зря зубы точить, не придется тебе есть хлеб с поля в Мырзяновом долу!

— Как это так — не придется! Разве это нива не отцовская? Сколько полагается тебе, столько же и мне. Конечно, если нынче земля не родит, — дело другое.

— Ты не рассуждай, а бери сумку, положи в нее хлеб, две головки лука и ступай! Слыхать, во Фракии снова дороги строят. Ищут рабочих камень разбивать. Эта работа как раз по тебе. Постарайся заработать немного, а как вернешься к зиме — купишь для себя хлеба и поможешь налог выплатить. Не стану я один весь дом на своем горбу тащить. Придется и тебе платить. А как же еще…