Елена Ронина - Три женщины [litres]

Роня суетилась вокруг стола, бабушка Нэха с удивлением рассматривала военного, никто не ожидал такого визита. Совершенно неадекватно вдруг повел себя Борис. Ему к тому времени уже исполнилось семнадцать, он учился в 9-м классе, взрослый парень со своими взглядами на жизнь, со своими принципами.

Боря толком даже не поздоровался с неожиданным гостем, буркнул что-то вместо приветствия и, демонстративно повернувшись спиной, сел читать книгу. Роне было неловко.

– Борюня, сбегай за рафинадом к Люсе, – тихо попросила она сына.

– Это с какой еще стати? Мы чай без сахара пьем. Вот и этот пусть так пьет.

У Рони затряслись руки, Тамара вся вспыхнула от хамского поведения брата. В семье так не принято, в доме – гость. И даже если он тебе не нравится. Нет, этому нет никого объяснения.

– Мама, я схожу, – тут же встала Тамара из-за стола. Роня благодарно посмотрела на дочь.

– Вот и хорошо, – Володя тоже встал, – а я провожу, заодно покурю.

– Да здесь кури, – Роне стало совсем неудобно, – пепельницы, правда, нет, но сейчас какую-нибудь баночку придумаю.

– А и вправду, чего в доме-то дымить? У нас курящих нету, – вдруг вышла из оцепенения бабушка Нэха. К 86 годам она стала медлительной и не сразу реагировала на новые обстоятельства.

Так, понятно. Встала на сторону своего любимца. Роня переглянулась с Тамарой.

Отношения бабушки и внука не поддавались ни описанию, ни определению. Нэха переехала к ним уже во время войны. К старости и после смерти мужа Моисея характер у нее стал невозможным. Сначала она перебаламутила всех в семье Израиля. Все пыталась выдворить молодую жену из дома. В итоге Изя не выдержал и посоветовал матери жить с дочерьми. Идею жить с Анной и Марией Нэха отмела сразу. Ей нужно было руководить, а там руководить было некем. И она поехала к Фриде. Фрида тоже уже не была той девочкой, к которой привыкла мать. Сглаживал как мог углы мягкий Соломон, но мать и дочь цапались по всяким поводам ежедневно.

– К Роньке пойду, – грозилась мать, – без наследства оставлю.

– Иди, – не боялась Фрида, – у тебя ничего и нету.

– А ты и не знаешь.

– Ронька, она добрая, если что и есть, все равно на всех разделит, так что иди уж.

С Роней действительно жить спокойно. Она целый день на работе, вечерами в госпитале, полночи за швейной машинкой.

– Соседка туалет сегодня весь загадила, – прощупывала почву Нэха.

– Ничего, мам, я уберу, вот дошью и уберу.

– Тома опять вне очереди корову выгоняла, за Ваньку этого шалопутного.

– Да, ладно, мам, ну что сделаешь, проспал мальчонка, Тома мне рассказывала. Зато смотри, какая Тамара девочка добрая растет. Никогда не пожалуется.

Нет, Нэхе обсуждать и сталкивать соседей лбами ну не с кем абсолютно. И она ударилась в любовь к внуку. Чувство это было безотчетное и беспредельное. Лучший кусок – Боре, если что сделал не то – мальчик не специально.

У Рони не было времени даже про это подумать. Тамара принимала это как данность. Единственный мужчина в семье, им повезло. Дело даже дошло до того, что Нэха начала подворовывать. У кого? У своей же дочери. Стащит рублишко – и в фартук. А накопит немного – и потихоньку Борюньке. Борюнька не отказывался и не вникал особо, ему тоже было не до того. Мальчишки, футбол, а потом и волейбол. Он постоянно организовывал какие-то турниры, разбивал дворы на команды, составлял график состязаний. Раз бабушка дает, значит, у нее откуда-то есть. Откуда? Ну почем ему знать. Про это начнешь думать – игру прозеваешь.

Тамара с Роней, конечно, про странность бабушки знали. Но о чем говорить, Нэхе за восемьдесят! Ну, есть у нее тайна в жизни, ну, есть у нее отрада, да пусть ее.

– Мам, стирала бабушкин фартук, опять деньги припрятаны.

– Томочка, перепрячь в тот, в котором она сейчас ходит.

– Может, забрать, мам? Ты ж одна работаешь, и так ни на что не хватает.

– Да ладно, мне вон заказ подкинули. А так бабушка все о чем-то мечтает.

Нэха боготворила своего Борю, старалась ему всячески угодить. И сегодня, увидев, что майор Володя ему не по нраву, тут же заняла его сторону. Поджала губы и отвернулась к окну.

– Да я, собственно, почти и не курю, – неловко произнес Володя. – Так вот, на фронте приучился, все курили, и я курил. Вроде так теплее. А сам запах табака не переношу. А про сахар, Тамар, погоди, забыл совсем.

Володя развязал узел на вещмешке и достал оттуда кирпич хлеба, полотняный мешочек с сахаром, две банки иностранной тушенки и плитку шоколада.

– Вот, гостинцы, что ли. Союзники, – Володя закашлялся. Видимо, нервная обстановка в доме и его заставила нервничать.

На иностранный паек загорелись глаза и у Бориса, и у Нэхи. Они на время забыли про свою гордость и неприятие к гостю. Бабушка быстро приставила табуретку к столу.

– Ну что ж за победу-то не выпить? Да и закусить не грех.

Вечером Борис подытожил коротко:

– Чтобы духу его здесь не было. Или он, или я.

Та ночь у Семашко была неспокойной.

Роня плакала в подушку, отвернувшись к стенке. Красивая испанка с веером грустно смотрела на нее с плюшевого ковра, прекрасно понимая ее горе. Тамара всю ночь гладила маму по жестким волосам. Спали на одной кровати, поэтому слезы скрыть было невозможно.

Борька на матрасе под столом, дышал ровно. Спал? Не понимал маминых переживаний? Или уже забыл про все? Решил вопрос и строил планы на следующую игру?

На кровати напротив ворочалась Нэха. Какие мысли роились у нее в голове? Жалела она дочь или то, что мало ей досталось шоколада? Или, наоборот, радовалась, что шоколад в основном съел Борька.

Тамара тоже не очень понимала, почему мама плачет. Устала, это понятно, и Борька-гад вел себя так неприлично, зла не хватает. Конечно, маме за него стыдно. Бедная, натерпелась позора перед чужим человеком. И только спустя годы, став сама уже взрослой женщиной, она все возвращалась к той горькой ночи. Тридцать пять лет, двое детей, закончилась война. Муж не вернется никогда. Сколько можно ждать? Мужчин практически нет, не хватает ни на кого. А ты еще молодая, полная сил женщина. И вот в твой дом приходит свет в виде молодого военного. И все в жизни еще может измениться. И будет любовь, и радость, и счастье, и даже еще дети. Но против сын. Кто дороже? Конечно, ребенок. Значит, не судьба, значит, не мое. Роня проплакала всю ночь, а наутро встала, как обычно, с добродушной улыбкой, поцеловала по очереди маму, сына, дочь и побежала на работу. И больше ее слез никто не видал.

А Тамара, встав взрослой, не раз плакала по ночам над этой историей. И страшное чувство вины перед мамой переполняло ее.

Среди ночи в дверь московской квартиры раздался звонок. Тамара все никак не могла привыкнуть к этому звонку, вздрагивала, не понимая, что, откуда. Накинув халат, побежала открывать. Коля, как всегда, в командировке, Наташа мирно спит в своей кроватке.