Эми Хармон - Из песка и пепла

– Что такое Папская курия?

– Административный орган католической церкви.

– Ты работаешь в конторе? – Ева была шокирована.

– Да. Именно так. Когда я не бегаю по всему городу, то работаю в конторе в Ватикане. Для моего ведомства сейчас очень напряженные дни. А дальше будет становиться только сложнее.

– И что у тебя за ведомство?

– Помощи мигрантам.

Еве могла только хлопать глазами.

– Такое ведомство существует?

– В некотором смысле да. Официально мы оказываем пастырскую помощь мигрантам, бродягам, туристам и паломникам. Конгрегацию возглавляет кардинал. Монсеньор Лучано служит кардиналу Дюбуа, а я помогаю монсеньору Лучано. Моя работа заключается в том, чтобы выполнять любые его поручения, но я редко сижу за конторкой и печатаю, если ты успела такое вообразить. Для этого у нас есть штатные секретари. Я же обеспечиваю физические контакты, так что провожу весь день на ногах.

– Как интересно. Одноногий священник проводит весь день на ногах.

– Да. Иронично. – Анджело усмехнулся, и голубые глаза сверкнули.

Ева не улыбнулась в ответ, пускай и хотела. Слишком легко было вернуться к их прежней манере общения, когда они беспечно шпыняли и поддразнивали друг друга. Для нее это ничем хорошим не закончится. Только заставит сильнее тосковать по Анджело, когда она вернется домой во Флоренцию. Поэтому она решила сохранять невозмутимость, хотя, когда он заговорил снова, в его голосе не было и тени смеха.

– Я хочу, чтобы ты остановилась в Святой Цецилии. Это закрытый монастырь, но там есть комнаты для квартирантов возле главного входа. И он в Трастевере, так что ты будешь недалеко от семьи.

Предложение прозвучало как приказ, распоряжение, не терпящее возражений, – и Ева машинально открыла рот, чтобы заспорить.

– Ева, прошу тебя, – взмолился Анджело так жалобно, что она едва не подумала, будто все предыдущее ей послышалось.

– Я не хочу оставаться в одиночестве, – пробормотала она, ненавидя себя за беспомощный тон.

– Лучше в одиночестве, чем за решеткой, – твердо ответил Анджело, хотя глаза его светились сочувствием.

– Не знаю, Анджело. Я бы не была так в этом уверена.

– Ева. – Он вздохнул. – Ты же не всерьез.

– А откуда ты знаешь? – мгновенно ощерилась она. – Откуда тебе знать, что я чувствую?

Анджело смерил ее взглядом, говорящим, что ему известно абсолютно все про ее чувства, и Ева раздраженно отвернулась к окну. Ничего он не знал.

– Я уже сказала семье, что приеду, – упрямо повторила она. – Меня ждут. Уверена, тебя они тоже будут рады видеть.

Анджело только покачал головой; гнев сомкнул ему губы и превратил залегшую между бровей складку в ущелье.

– Я их повидаю, мы вместе пообедаем, а потом ты запрешь меня в монастыре, если считаешь это строго необходимым, – добавила Ева, прежде чем он успел возобновить свое наступление.

Анджело с облегчением выдохнул, и остаток пути они провели в угрюмом молчании.

Чтобы добраться до дяди Августо, им пришлось пересесть с одного автобуса на другой, а потом еще проехать пару кварталов на трамвае от бульвара Домина. Было два часа пополудни, а путешествовали они с шести утра. Анджело выглядел на удивление бодрым; его черная сутана и широкополая шляпа пережили дорогу значительно лучше, чем Евина красная облегающая юбка и белая блуза. Сейчас она чувствовала себя только грязной и помятой и без всяких сожалений сняла шляпку, пока они ждали у двери. Здание было чистым и опрятным, коридоры широкими и светлыми, и все же это был серьезный шаг назад по сравнению с флорентийским домом дяди Августо, который сейчас сдавался за гроши неевреям. Наконец дверь чуть-чуть приоткрылась, и в щелку выглянул карий глаз.

– Ева! Анджело! – Дверь распахнулась настежь, и Клаудия, заметно менее пухленькая, чем в их последнюю встречу (единственный плюс военных пайков), энергично втянула Еву в тесную прихожую. Анджело постигла та же участь.

Ева мельком отметила натертые до блеска полы, картины на стенах и предметы мебели, которые помнила еще по Флоренции. Домашняя атмосфера и старание сделать квартиру по-настоящему уютной несколько ослабили узел у нее в желудке. Все это время она беспокоилась о тете, дяде, кузенах. Но, судя по увиденному, дела у них шли неплохо.

– Мы не хотели без вас садиться за стол, – продолжала щебетать Клаудия. – Леви раздобыл фруктов. Он у нас настоящий гуру черного рынка! Может достать то, чего нет нигде.

Гостиная оказалась забита битком.

– Ева, помнишь Джулию? Мамину сестру?

Джулия была намного младше Бьянки – ей едва ли сравнялось тридцать, – и Ева с Клаудией привыкли воспринимать ее скорее как умудренную опытом старшую сестру, чем тетю. Она и сейчас была очаровательна, хотя находилась на последних месяцах беременности. Завидев Еву, она устало улыбнулась и попыталась приподняться, однако ее муж, Марио, решительно усадил жену обратно на софу и вместо этого встал сам.

Марио был врачом: высокий стройный мужчина с добрыми глазами – характерная еврейская черта, если верить Камилло.

– У нас, евреев, добрые глаза и быстрый ум, – говорил он обычно.

Ева не знала, насколько это соответствует истине. Камилло объявлял характерными еврейскими чертами все подряд, но Марио немного напоминал отца, так что, возможно, это была правда.

Ева присутствовала на свадьбе Марио и Джулии – в ту пору ей исполнилось двенадцать или тринадцать, – и они с Клаудией сочли Марио весьма привлекательным мужчиной. К тому же он играл на скрипке, что по умолчанию делало его родственной душой. На самом деле он был не особенно красив – теперь Ева ясно это видела, – но все его лицо лучилось добротой, и он был безусловно предан жене. Ева тепло ему улыбнулась и потрясла ладошку маленькой девочке, у которой от радости сразу проступили ямочки на щеках.

– Это Эмилия, – представил ее Марио. – А юноша, который скоро побьет Леви в шахматы, – Лоренцо, наш старшенький.

Услышав свое имя, Лоренцо – мальчик восьми или девяти лет с двумя дырками вместо передних зубов – поднял голову от шахматной доски и заулыбался. Леви тут же прервал игру, в три огромных шага добрался до Евы и Анджело и сгреб Еву в медвежьи объятия. Та расхохоталась, а маленькая Эмилия принялась верещать, чтобы ее покружили тоже.

– И меня, меня! Покружи меня, Леви!

– Точно! Покружи лучше Эмилию! – рассмеялась Ева, когда он наконец опустил ее на пол.

Леви с Анджело обменялись рукопожатием, и тетя Бьянка принялась звать всех к столу, на котором был наскоро сервирован нехитрый обед. Беседа перекидывалась с одной темы на другую – после двух лет разлуки нужно было многое наверстать. Затем Анджело перешел к волнующим его вопросам, и Ева повернулась к Джулии, чтобы тоже удовлетворить любопытство.